на ветру, скрывая от Деи лицо, но в стройной фигуре абсолютно точно не было ничего, что заставило бы бояться или позволило распознать родство с фомором.
– Да что в нём такого? – спросила Дея так же шепотом.
– Ты что, не понимаешь? – спросил Лугус. – Он – убил Элбона. Говорят, что он станет одним из семи.
– Убил? – переспросила Дея. Видимо, слишком громко, потому что сидевший на берегу резко обернулся, и глаза его, малахитовые, с прожилками цвета яшмы, впились Дее в лицо.
– Бежим! – выдохнул Лугус, но Дея бежать не могла. Ноги её стали ватными, и она едва не рухнула на траву, как будто эти глаза пронзили её насквозь.
Лугус схватил Дею за локоть и, ломая ветки кустарника, почти что волоком потянул прочь.
А Девон остался сидеть, задумчиво глядя им вслед. В самом деле, с тех пор, как Элбон упал в овраг, к нему никто не подходил. Даже Кима, кажется, стала сторониться его.
Впрочем, Девон ничуть не волновался об этом – до сих пор. Ему было всё равно.
«Ещё один год», – подумал он, швыряя в воду очередной осколок гранита.
Шёл уже четвертый год его обучения в среднем круге. До испытания оставалось всего ничего, но и это было Девону безразлично. Его мир – настоящий мир, по которому он тенью скользил день ото дня, отвечал на удары ударами, которые были вдвое сильней. Девон не чувствовал ничего – плыл в тумане, как и вся эта забытая временем земля. И только в день посвящения молодняка из тумана, давно уже окутавшего его, живыми отблесками проступили серые, как дымчатый хрусталь, с тёмно-синими проблесками, какие можно увидеть в глубине моря поздней осенью, глаза.
Глава 3
Как ни старалась, Дея не могла выкинуть из головы мальчишку, которого видела на берегу реки.
Она думала о нём всю осень, всю зиму и всю весну. Думала перед сном и думала, просыпаясь рано утром, пока не придумала себе собственного Девона из рода Ястребов, сотканного из обрывков сплетен и собственных снов.
Имя своего кумира Дея узнала довольно быстро – понадобилось всего лишь несколько горшков с мёдом и парочка ломтей солонины.
– Де-вон, – перекатывала она на языке, оставаясь в одиночестве, и дополняла придуманный образ новой чертой.
На самом деле, о Девоне она и без того немало знала.
Знала, что тот на три года старше её самой. Что мать его звали Ронат, и что она была одной из трёх приближённых жриц, пока не умерла, не пережив свои третьи по счёту роды – последние, которые были ей разрешены.
Знала, что отец воспитывал сына как наследника, хотя у него были сыновья от наложниц старше самого Девона, и что Девон с детства учился воинскому мастерству – скорее всего куда более тщательно, чем сама Дея, потому что род Горностая предпочитал добиваться своего без меча.
Теперь Дея знала также, что пресловутый Элбон сам завязал ту драку, в которой свернул себе шею, так же, как завязывал драки до этого много и много раз. А вот убил ли Девон своего противника, или тот свалился в овраг сам, Дее было не у кого спросить, и она представляла себе то один, то другой вариант.
Девон был так близко – и