моя куртка! – возразила Дафна.
– Ты моё солнышко, – Мирра привстала, чтобы поцеловать дочь, но слабость вновь приковала её к подушке. Мать сказала и сказала, – Но согласись, что вещицу эту давно пора выбросить. Эх…нужно купить другую! Понимаешь? Так можно простыть… Я только и думаю о том, где бы заработать денег! О, разве я знала, что переехав в Марбург мы будем бедствовать…Надеялась, из меня выйдет великий художник, как Рембрандт, как Эль Греко… – и тут она рассмеялась, – А теперь лежу вот в кровати и ною.
– А ты не ной, – прошептала Дафна, – Пойду, заварю тебе чаю. У нас же ещё остался чай? И Сальвадора покормить нужно. Хлеб-то на кухне есть?
– Сальвадор сытый! Сгрыз почти всю мою бумагу для рисования и даже в краску залез – нахмурилась Мирра, – Погляди на него, вон, одно пузо торчит, и морда вся синяя – и подтянув одеяло, Мирра показала пальцем на серого мышонка с длинными чёрными усами. Тот, чтобы согреться, свернулся в клубочек у её ног. А увидев Дафну, Сальвадор жалобно выпучил глазёнки. Он не желал соглашаться предъявленным обвинением. Не так уж много бумаги он и съел!
– Привет, Сальвадор, – захихикала Дафна, – Бежим на кухню. Там сахар кубиками!
Сальвадор обрадовался. Издал победный визг вроде «пипивчук-чук-чук!», и первым поскакал на кухню.
Мирра проводила взглядом весёлую парочку, и прижав к груди еловую ветку глубоко-глубоко вдохнула её аромат. Мирре показалось, что именно так пахнет волшебство. Волшебство, в которое она всегда верила. С детства. Тогда же она и задумала стать художницей.
Мирра родилась у самого моря. На Крите. В колыбели древнего греческого городка Ретимно. Красивее места она себе и представить не могла! А городок и правда был весьма хорош собой: с извилистыми венецианскими улочками и величественной крепостью, что обрамляла своими стенами холм Палеокастро, словно златая корона голову своего короля.
Мирра просыпалась вместе с солнцем. Брала с собой кисти, краски и отсыревший мольберт. И бежала к морю. Она мечтала нарисовать его так, как никто до неё не рисовал. Мечтала, чтобы люди, увидев её картину, тут же услышали и песнь волн и шёпот вечно юного зефира20. Но как Мирра не старалась, как не вглядывалась и в тихие бирюзовые, и в чёрные бушующие воды, оживить картину ей не удавалось. Однажды, уже на закате, она даже выбросила в море все свои краски.
– Море, слышишь? Больше я к тебе не приду! Буду цветы рисовать… и бабочек! – разгневалась она. Но море лишь посмеялось в ответ.
А утром Мирра вновь стояла на берегу и встречала рассвет… В руках она сжимала кисти и новые краски.
Это было давно, будто в прошлой жизни. С тех пор много чего переменилось. Мирра стала художницей, но… не такой, как мечтала. В Марбурге она оказалась лет семь назад. Ей предложили «хорошую работу», пообещали большие деньги и возможность рисовать, сколько и когда угодно. В ту пору она тоже нуждалась в деньгах. Вот-вот на свет должна была появиться Дафна. Мирра радовалась, а вот в родном городке её и знать не хотели. Все, кто за глаза, а кто и в лицо упрекали молодую художницу в том,