происходящие в нем события, – сказал лорд Саймон. – Я хочу понять, как к нам в оборот попало столько ренольтских монет и как купцам удалось заключить торговые сделки с ренольтскими портовыми городами, которые прежде ни за что не стали бы с ними сотрудничать… Галле, Грейвс, де Лена…
Услышав последнее название, я напряглась.
– Де Лена?
– Вы знакомы с Торисом де Лена?
– Он член Трибунала и не станет пускать в свой порт аклевские корабли. Если только это не послужит его собственным корыстным целям.
– Возможно, он хочет добиться у нас влияния.
Ужасное предположение! Я прокручивала в уме услышанное: Торис де Лена, магистрат, носитель крови Основателя… тайно ведет торговлю с Аклевой?
– Если что-нибудь разузнаете, прошу, сообщите мне, – сказала я. Голос Ториса звенел у меня в ушах. «Мейбл Лоренс Дойл, вы предстали перед беспристрастным Трибуналом по обвинению в распространении запрещенных текстов. Вам был вынесен смертный приговор».
Почему бы перед отъездом не подмочить безупречную репутацию Ториса? Это будет мой прощальный подарок Ренольту. Его провинности, если они окажутся достаточно серьезными, могут стоить ему места за магистратским столом, а могут проторить дорожку в темницу. Или сразу на эшафот.
Может быть, в этот раз он затянул петлю на собственной шее?
4
Когда я вернулась в свои покои, горничная сметала с пола какие-то осколки. Круглолицая и румяная Эмили была младше меня на год или на два, хотя ростом не уступала. Она состояла у меня в услужении уже несколько недель. Порядочный срок, учитывая, что обычно мне приходилось менять горничных, как принцессам из моих детских книжек – бальные туфли. То есть каждый день. Прогуливаясь вокруг замка, я иногда видела своих бывших горничных за новой работой: кто-то чистил конюшни, кто-то выносил ночные горшки, а кто-то потрошил куриц в примыкающем к кухне дворике. Я всегда проходила мимо с высоко поднятой головой, а после, бывало, ревела – но только когда никого не было рядом – из-за того, что мне предпочли куриную требуху и содержимое ночных горшков.
– Вы уж простите, миледи, – сказала Эмили, торопливо сметая остатки стекла. – Я надеялась управиться до вашего прихода.
– Что там? Дай посмотреть, – сказала я.
Она нехотя показала мне совок. Среди осколков лежал булыжник, раскрашенный символами для отпугивания злых духов. На нем было нацарапано Malefica. В наше время это старинное слово означало «ведьма». Оно не раз попадалось мне на оборванных страницах колдовских книг, написанных на устаревшем наречии. Почему-то мне всегда казалось, что это не просто слово, а чье-то имя.
По-видимому, кто-то считал, что мне оно подходит.
– Стекло скоро заменят, миледи, – сказала Эмили. – Я хотела убраться тут, чтобы вам не пришлось…
– Не пришлось это видеть? – нахмурилась я. – И часто ты так делаешь?
Она опустила голову и робко на меня посмотрела.
– Ну же, не молчи.
– Я