рабы четыре года противостояли несметным и до зубов вооруженным полчищам Германии и объединенной Европы и победили их? При этом не было и никакого демографического провала. Вот и в послевоенный период, даже неурожай и голод 1946–1947 года, не помешал российской деревне увеличивать численность и плодить новые поколения умных и трудолюбивых людей, которые вплоть до 1985 года обеспечивали рост могущества СССР по всем жизненно важным показателям.
Но больше всего меня изумляет то обстоятельство, что в те далекие 50-е годы прошлого века, фронтовики, которые только что вернулись из «цивилизованной» Германии, как и все жители деревни не замечали суровых условий быта. Они без всякого зла, подшучивали в коротких застольях, над абсурдами колхозной жизни, но в то же время с восхода солнца и до глубокой вечерней темени, без выходных и отгулов, работали в колхозе. Но эта тяжелая и непрерывная работа, ни фронтовиков, ни жителей деревни, не наполняла злом и ненавистью к окружающей действительности, а давала им ощущение счастья и полноты жизни. В те времена сельскохозяйственной техники, которая, пожирая солярку или бензин, обрабатывала колхозные поля, было не так много. По этой причине продукты сельскохозяйственного производства, отличались особой экологической чистотой. При отсутствии на селе практической медицины, сельские жители мало болели и в этом немалая заслуга экологически чистой продукции и непрерывного сельского труда. У меня есть с чем сравнивать, потому что пришлось за одну жизнь пережить несколько исторических эпох. С 1985 года, в эпоху Горбачева, журналисты получили свободу «гласности» и началось оголтелое очернительство всех сторон советской жизни. Особенно много зла и ненависти было выплеснуто на наше советское прошлое. Я был поражен тем, что такое большое количество творческой интеллигенции ненавидит не только советскую систему, но и само рядовое население нашего Союза. Лгали направо и налево. Граждан просто зомбировали и заряжали как разряженные батарейки, зарядами ненависти. Наши продукты питания тогда были по экологии лучшими в мире, но и они были оболганы и растоптаны. Доставалось малому ассортименту и низкому качеству продуктов питания. В студиях телевидения перед миллионами телезрителей, какой-нибудь ушлый журналист, разламывал кусок докторской колбасы, и находил в ней обрывок шпагата или что-нибудь похуже. Тут же показывали витрины западных супермаркетов, которые просто ломились от разнообразия продуктов питания. Журналист пояснял, что все эти импортные продукты отмечены «штрих-кодами», а значит, обладают высшим экологическим качеством и несравнимо полезнее продуктов советского производства. И мы все им верили! Интересно бы узнать, эти журналисты сами-то искреннее верили в то, что говорили или лукавили, чтобы посеять в телезрителях ненависть и неприязнь к плановому хозяйству и советскому образу жизни?
Только задать этот вопрос уже некому. Когда, после развала СССР, в Россию хлынул поток этой «штрих-кодовой»,