Как к этому всему относиться, Пато не знал. Неужели Гоан Ган все это всерьез говорит? Или шутит?
– Я не шучу, – угадав мысли Пато, произнес вождь. – Даже больше скажу! Будь моя воля и власть, я бы предложил моему псу занять место в совете племени. Он молчит разумнее, чем многие в совете говорят. От него было бы больше проку.
Лукаво улыбаясь, он всматривался в лицо молодого человека. Пато был обескуражен, и все еще не знал как все то, что он услышал, воспринимать.
– Вот и ты захандрил, – заметил вождь. – А ведь задумался всего на несколько минут… Представляешь, каково ему? Я с ним говорю всю его жизнь. Как он еще с ума не сошел – не знаю.
Засмеявшись в голос, вождь хлопнул себя по коленкам.
– Иди, Пато. Тебя ждут. Я приду.
Две ступеньки невысокого крылечка остались за спиной. Перед лицом была дверь, за которой ожидал мастер Тао. Что-то подсказывало, что, переступив порог этого дома, Пато навсегда изменится и перестанет быть таким как прежде. Сегодняшний день был очень долог. Как будто прожил целую жизнь. И с восходом солнца, с рождением нового дня сам он переродится, оставит во вчерашнем дне прошлую жизнь и шагнет в неизведанную и новую. Что ждет его впереди? Как сложится?
Уверенно, но негромко постучал в эту дверь и услышал голос Караи:
– Заходи. Никто не спит.
Дверь открылась, и Пато шагнул внутрь. Как с обрыва в незнакомый омут – дыхание перехватило, и одна мысль пульсировала в голове: что дальше?
Вошел. Осмотрелся.
Карая, как радушная хозяйка, встречала его у дверей. Это она ему открыла и, приглашая войти, отступила вглубь дома.
Печь, скамейки вокруг стола, горшки и плошки на полках. Мягкие циновки с веселыми красочными узорами на полу. На стенах такие же циновки, но с более сложным рисунком. Почти картины. Мягкий свет от двух ламп не слепил, наоборот – ласкал взор. Было уютно в этом доме. Как к себе зашел.
На столе стоял пузатый кувшин. В таких сосудах хозяйки обычно подавали пиво.
В углу за печью зашуршало. Кошка, наглая, как росомаха, недовольная тем, что ее разбудили, вышла из своего укрытия и отправилась прямиком к хозяйке. Нервно мяукнув, она с природной грацией своей взлетела на руки Караи, где была благосклонно принята и обласкана.
– Заходи, – вновь предложила женщина. – Тао сейчас выйдет к нам.
Карая подошла к столу и опустила кошку на скамью. Взяв в руки кувшин и наполнив из него три кружки пивом, отерев горлышко о передник, опустила на место. Села.
Дважды в этом доме к столу не приглашали. Пато, зная об этом, поспешил занять место, показанное ему два года тому назад. С тех пор он так и занимал его, бывая в гостях у Гана.
– Здравствуй, Пато.
Тао Ган вошел неслышно, как всегда. Легко быть неслышным в своем доме, где тебе знакома каждая доска пола, и ты можешь не наступать на те, что скрипом могут выдать тебя. Пато и сам неоднократно ухитрялся у себя дома подойти к обнаглевшей мышке так, что она не слышала его, и застав врасплох, схватить грызуна. Если говорить о мастере Тао, то таким «своим домом» для него являлся