как того велит обычай и завет предков.
– А и разделю, – махнул рукой Тао, и добавил: – Знатные пироги печет твоя хозяйка. Сам вождь ищет и придумывает повод для того, чтобы заглянуть в этом дом, потому как знает он, да и все на нашей земле, что лучших пирогов и лепешек нигде не сыскать. И накормят в доме этом, и словом ласковым согреют. Спасибо тебе, Тало Кас.
Такой длинной речи от мастера Гана Пато за последующие два года больше не слышал. Обычно Тао говорил короткими фразами, как плетью щелкал. И паузы между этими фразами могли растягиваться на часы, а иногда и на целый день.
Тало вышел из-за стола, уступая гостю свое место главы. И этот жест искреннего радушия зажег в глазах Тао Гана неподдельную благодарность за оказанную честь. В ответ на это «охотник» снял с себя пояс и вручил его старому Касу, вверяя ему тем самым свою честь и жизнь. Вздумай вдруг Тало погубить Гана, достаточно было просто выбросить за дверь его боевой пояс. Такого позора не может пережить никто. Оставалось только наложить на себя руки, сохраняя хоть каплю достоинства.
Когда с официальной частью визита было покончено, и последний пирог запит свежим пивом, Тало Кас поинтересовался у гостя:
– Что привело тебя в мой дом, храбрый Тао?
Мастер Ган посмотрел ему в глаза и ответил:
– Твой сын.
Тало чуть с лавки не упал, но, совладав с собой и метнув строгий взгляд на сыновей (неужто натворили что?), хлопнул в ладоши.
– Мой сын… Который? У меня их три.
Тао посмотрел на сидящих в рядок братьев. Те походили друг на дружку, как игрушки на лотке торговца. «Найди три отличия, – говорил тот, – и забирай бесплатно». Трое сидели и, казалось, не дышали. Широкие в плечах, с густыми бровями, нависшими над цепкими глазами, мощными руками, способными разорвать пасть медведю, они отличались только ростом.
– Пато.
– Пато? – удивился отец. – И что он натворил? Он-то последыш у нас, – тут же добавил он, как будто возраст его мог оправдать в случае какой-либо вины. – Уж коли в чем провинился, то не суди строго, дозволь отцу наказать.
Пато готов был поклясться в том, что ничего дурного не делал и даже не помышлял. Отец и братья уставились на него с таким видом, что, казалось, видят его впервые в жизни. Мальчику стало не по себе от этих взглядов и он, опустив голову, принялся изучать свои сапоги. С удивлением обнаружив на них дыру, он поспешил спрятать ногу под лавку, на которой сидел, и оглянулся на мать – не заметила ли она? Та выглядела озабоченной и от непонимания всего происходящего не знала, чем себя занять. Не выдержав напряжения, она встала и, поднеся гостю кружку с пивом, вернулась на свое место.
– Он ничего не натворил, – покачал головой Тао. – Мне нужен ученик. Вы не согласитесь отдать Пато мне?
«Что? – удивился юноша. – Я буду учеником Тао Гана? Лучшего в мире «охотника на зверя?»» – и он дернул себя за нос, не веря своему счастью. Еще пришлось ущипнуть себя за ногу, проверяя, не сон ли это.
Теперь