грязь со двора в избу; устилать дворы плахами, благо валежник можно было выписать по низкой цене – это не строевой лес. Просил овины и амбары ставить подальше от дома, чтобы они не были причиной больших пожаров.
Крестьяне матерились, но ослушаться боялись. Знали, что это делается для их же блага. Григорий в 1882 году добился открытия в селе двухклассной церковно-приходской школы – отпала необходимость возить детей в село Григорьевское или Нытву. В больших деревнях нашел помещения или построил за счет средств волости избы-читальни, где старосты или сами жители, получившие грамоту, по вечерам за мизерную плату приучали людей к книгам.
Старшие сыновья Иван и Михаил обзавелись своими семьями, а младший Максим, названный в честь друга, погибшего под Плевной в артиллерийской перестрелке, как и положено в роду, остался с отцом и матерью. Григорий очень горевал, когда началась война с германцем, к этому времени он поизносился и постарел, а то бы пошел на фронт и показал бы супостату «кузькину мать». Характера был волевого. Переживал за сыновей, что им придется несладко на чужбине.
Максим
Максим рос головастым, рассудительным, степенным, был широкоплечим, светловолосым, с теплыми материнскими чертами лица, только нос подвел – удлиненный и тонкий, как у Николая Чудотворца. Пришло время ему идти в солдаты. Срок службы к этому времени был сокращен до двух лет. Крестьян это радовало. Старались жениться до армии, чтобы дома у родителей оставалась помощница.
Максима уговаривали пойти к невесте в дом. Ему нравилась Евгения, взял бы ее в жены, но в примаки ни в какую не хотел идти, возмущался: «Я что – недоносок или нахлебник, чтобы идти в примаки, или не смогу вести свое хозяйство». Получилось так, что детей у жениных родителей долго не было, а в старости Бог дал дитя. Никто не знал – свое или приемное. Не осуждали, а только радовались за них, что будут не одиноки. Отец Евгении был пимокатом. Зимами буздохался, сколачивая валенки. Считался лучшим пимокатом на округе. Дом построил просторный на восемь окон, снаружи и внутри обшил тесом. С Черемных состоял в дальней родней. Евгения о другом женихе и слышать не хотела. Ее родители по очереди приезжали уговаривать Максима, зная ее настырный характер, говорили, что она быстрей повесится, чем за кого-то другого замуж пойдет.
На Покров сыграли свадьбу. С Евгенией он зажил душа в душу. Родители ее души не чаяли в Максиме, ухаживали за ним, как за цветочком аленьким. Максим злился: «Я что маленький – двадцать один год стукнул».
Отслужил, как положено два года. На последнем году ходил в унтерах. Служил под Уссурийском, на китайской границе. Вернулся со службы с Похвалой и деньгами.
Максим был умельцем на все руки: и печь сбить, и дом срубить. Решил позади дома речку Березовку запрудить. Пруд получился отменный, в средине до двух метров глубиной. Запустил мальков. К осени по утрам и вечерам рыба бурно резвилась в пруду, выпрыгивала вверх и громко шлепалась в воду. В 1900