первого, его прадеда). Как говорили многие, эта победа стала своеобразным подарком ему.
– Ну что еще такое? – Вилли злобно стучит кулаком в водительское стекло, стараясь перекричать раздающиеся со всех сторон гудки мобилей. – Когда мы уже тронемся?
Таксист – пожилой мужчина, ради праздника наряженный в форму с золотыми галунами и белоснежные перчатки, смущенно разводит руками, прикладывает два пальца к козырьку фуражки.
– Ничего не могу поделать, сэр. Сегодня такой день, что на всех дорогах пробки. Может быть…
– Что еще?
– Может, вам будет быстрее… дойти пешком?.. – с трудом заканчивает таксист. – Тем более тут недалеко, всего-то метров триста…
– Что-о?! – вскипает Вилли, приближая к стеклу свое побагровевшее лицо. – Да как ты смеешь?..
– Спокойно, дорогой. – Хильда гладит мужа по плечу рукой, унизанной дорогими перстнями. – Если надо, можем пойти и пешком. Ты как, Алиса?
Я лишь пожимаю плечами. Какая, в общем-то, разница? Пешком так пешком. «Отец» волей-неволей успокаивается, и мы, покинув такси, пробираемся меж других мобилей к тротуару, по которому нескончаемым потоком уже текут к Площади Победы люди. Едва ли в этом море мы будем двигаться быстрее, но кто я такая, чтобы высказать это вслух?
В толпе меня тут же стискивают со всех сторон. Рядом вертятся разные сектанты, – кто из леворадикалов, кто из Церкви Обновленцев, кто из Общины Правой Длани Христа, – и все наперебой предлагают мне свои брошюры и листовки. Я из вежливости беру, чтобы почитать на досуге. Толпа же, словно живая змея, колышется, выгибается дугой и постепенно вливается на площадь, где из динамиков на полную громкость раздаются звуки военных маршей. Моих «родителей» я быстро теряю в этом потоке, но это особо меня и не волнует. Я лишь поднимаю лицо к небу и, глубоко вдыхая, расслабляюсь. Все-таки вид ночного, не голубого неба меня успокаивает, я представляю себя на вершине «родного» дома, сидящей на подоконнике и любующейся прекрасной панорамой города. Высота – моя стихия, а до этой приземленной толпы мне не должно быть никакого дела.
Но вот все вокруг меня поразительным образом затихают, и на огромных экранах, развешанных на столбах по краям площади, появляется лицо великого фюрера Адольфа Гитлера I, основателя Рейха и Отца нации. Это старая черно-белая пленка, и на ней он вещает что-то о величии Германии, ее народа и чистоте арийской крови… словом, все то, что я слышала уже много раз и в различных вариациях. Но народ вокруг меня воет в исступлении, вторит каждому его слову, а в конце речи вслед за своим древним вождем трижды вскидывает руки в привычном жесте. Чтобы не выделяться, я повторяю за ними, хотя мне это уже и начинает наскучивать.
Затем кадры на экранах меняются, теперь все видят моменты Великой Победы ровно сто лет назад. Голос за кадром бегло рассказывает хронику событий. Высадка в Атлантике, победа над снежной Россией, окончательное истребление врагов