незамедлительно повела их к свободной кабинке.
– В чем дело? – спросил Рэндолл, когда они сели.
– Мы отлично съездили в ЛРД, – сказал Хамнер. – И, похоже, я перестаю быть владельцем своей кометы. Все, что я могу, специалисты умеют лучше, то же самое относится к телефильмам. И ваши фильмы. Но… – Он замолчал и отхлебнул из стакана. Он никогда ни о чем не просил – особенно у тех, кто на него работал. – Послушайте, Харви. Я хотел бы принять участие и в других интервью. Бесплатно, разумеется.
«А если сказать ему "это невозможно"? Он помчится к юристам? Только склоки мне сейчас и не хватало».
– Но вам вряд ли будет интересно. Сейчас мы ловим с «людей с улицы»…
– Они… тупицы?
– Некоторые – да. Но порой натыкаешься на настоящие бриллианты. И никогда не мешает выяснить мнение твоей аудитории.
«И я сам знаю, что мне делать, черт побери!»
– Для чего вам это? Хоть какая-нибудь польза есть?
Харви пожал плечами:
– Я не отказываюсь от хорошего материала… Но главное – другое. Я собираюсь выяснить, как люди относятся к самой комете. Хочу неожиданностей. Если б я знал, что мне нужно, я поручил бы эту работу кому-нибудь другому. И…
– Продолжайте. – В кабинке царил полумрак.
Тим прищурился, заметив, какое подозрительное выражение появилось на лице Рэндолла.
– Кое-кто реагирует весьма… скажем так, непонятно. Все началось после того, как Джонни назвал комету Молотом…
– Проклятие!
– Вероятно, такое отношение укоренится, если из нашего же эфира выяснится, что Земле предстоит столкновение с Гигантской Порцией Мороженого. Они-то верят Джонни! Тим, это почти то же самое, как если бы человечество желало конца света…
– Смешно!
– Вероятно. Но что есть, то есть.
«Вот ты и смейся, – мысленно огрызнулся Харви, – но вовсе не до шуток тому, кто вынужден ходить на службу, которую он ненавидит… или какой-нибудь женщине, особенно если ей приходится спать с тупицей-боссом, чтобы ее не уволили».
– Вы спонсор, и я не могу помешать вам. Но я настаиваю, чтобы соблюдались определенные правила. Кроме того, мы начинаем съемки рано утром.
– Ага. – Тим осушил свой стакан. – Ничего, привыкну. Говорят, можно приноровиться даже к петле, если провисеть на виселице достаточно долго.
Внедорожник был под завязку набит людьми и оборудованием. Камеры, магнитофоны, портативный письменный столик для бумажной волокиты. Ческу с трудом нашел, где сесть. Теперь на заднее сиденье втиснулись трое, Хамнер занял место впереди. Марку вспомнилось, как он ездил в пустыню с мотогонщиками: мотоциклы и всякую механическую дребедень размещали осторожно, гонщиков впихивали как попало – будто о них вспомнили в последнюю секунду.
Ожидая, когда подойдут остальные телевизионщики, Ческу включил радио.
Чей-то голос – властный, внушающий доверие, с убедительными интонациями профессионального оратора – говорил:
– «И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство