все эти пестрые побрякушки Алисе невероятно шли. Их радостный «визг» гасила одежда. Неизменно черного лаконичного цвета.
Смирницкая годами не раскошеливалась на тряпки.
Считала, что у нее все есть: черная юбка в пол, шерстяное черное платье с длинными рукавами; вечернее черное муслиновое платье с голой спиной; обычное черное платье… ну и еще пара-тройка подобных вещей.
***
Кроме бижутерии Смирницкая очень любила меха. Ее старенький лисий полушубок служил ей верой и правдой почти десяток лет.
Еще в гардеробе экстравагантной хозяйки хранились целые песцовые шкуры и выделанные скорняком меховые горжетки.
В дни торжества Смирницкая просто – напросто перебрасывала через плечо, поверх дежурного черного платья, вытянутый из шкафа облюбованный пушистый вариант, и считала себя нарядной.
***
Духами Алиса не пользовалась.
Давно колдовала с эфирными маслами, купленными в аптеке.
Мешала две капли терпко-тяжелого масла герани с тремя молодящими свежими капельками грейпфрута, и шла распылять флюиды.
Флюиды распылялись успешно.
***
На Черепахина флюиды действовали давно.
После покупки фиалковых туфель он затаился и ждал.
Думал, как поведёт себя Алиса. Вкрадчиво фантазировал, щекоча себе нервы, справедливо рассчитывая на взаимность. Но плотско-телесных знаков Алисе не подавал. Все надеялся, что Смирницкая проявится первой.
А Смирницкая о щедром Аркаше и думать забыла.
Эффект от покупки туфелек приравнивался ею, по-видимому, к эффекту подаренной шоколадки.
Черепахин грустил.
И не погрязнув пока в предательстве, мучительно размышлял: изменит ли Ларе, если поманит Алиса?
***
Лару Аркаша любил.
Так любят, к примеру, горячую воду.
Когда она есть, ее наличия не замечают. Можно плескаться в ванной, с комфортом стирать носки, и драить тарелки. Не станет горячей воды – не умрешь. Однако, и быт вести по-другому нужно: обзаводиться ведерной кастрюлей, и на газу воду греть, кипятить. Вроде бы мелочь. А качество жизни – иное.
Лара – Аркашина горячая вода.
Он к ней привык.
И лишаться ее обслуживания, крыши над головой, теплой постельки, вкусной еды, Черепахин категорически не желал.
***
Но Алиса являлась ночами и днями.
При свете мрачной луны, мистически льющей свет в незанавешенное Ларой окно, Алиса мерещилась Черепахину Булгаковской Маргаритой.
Казалось, вот-вот заколышутся шторы, и Алиса влетит на метле, распустив по голому телу темные, растрепанные космическим ветром, густые космы.
***
Однако в театре, Алиса была не такая.
Меланхоличная. Чужая.
Литрами глотала гранулированный кофе из огромной, экономичной банки, почти всегда молчала, на репетициях халтурила.
О причине вселенской Алисиной тоски и последующей за тоской, депрессии догадывались все коллеги, до единого.
–О, Смирницкая опять очередного любовника оплакивает! – Театрально