баксов. Ну почему же и теперь, когда живём как будто каждый сам по себе, не перевелись болтуны, всё за тебя решающие? Попробовать, что ли? Вдруг отвяжется… Эй, была не была! – И вообще я не видел и не вижу необходимости в нашем с вами разговоре. Позапрошлой ночью я дал показания в отделении и, помнится, подписывал протокол.
– Только не говорите мне, что не знаете… Убийства расследуются в прокуратуре.
«Медведь теперь у нас прокурор», – хотел ответить Сураев, но промолчал, отчего ещё сильнее разозлился – и в голове прояснилось. Грузи, грузи! Да всем известно, что следователь только в кино сам бегает по адресам, а в жизни он бумажки пишет и допрашивает подозреваемого, если того приволокут к нему опера.
– Отвернитесь, господин… следователь.
– А за…? Вас понял.
Входную дверь защищают два секретных устройства: одно самодельное, сработанное Тарасом; за второе, электронное, Сураев выплатил, хоть и не сразу, свою треть разорившемуся на него Ивану Афанасьевичу.
В комнате посетитель присвистнул:
– Бог ты мой! Это ж кусочек прекрасных двадцатых! Эра джаза.
«Причем тут джаз?» – Сураев подоткнул одеяло и уселся на кровать. Незваный гость, не дождавшись приглашения, устроился в кресле.
– А для чего у вас призматический монокуляр? За соседкой подсматриваете?
О чёрт, о тёмный демон Асаг! И правда, половинка бинокля на портативном штативе, красуется на подоконнике. Да кто ж его знал?
– Вышел я из того возраста.
– Или ещё не вошли, – следователь уселся поудобнее. Оценивающий взгляд. «Спрашивай, чего хотел, и убирайся!» – попытался мысленно внушить ему Сураев. Где уж там, не отстает, мент поганый.
– Вы что же – частным сыском подрабатываете?
– Это мой телевизор. Системы TVW.
– Какой системы?
– Ти-ви-виндоу, – буркнул Сураев. – Цветной экран вон там, в окне через улицу. Сегодня ещё не включали. А звук ищу в радиоле на УКВ.
– Ясненько…
И вовсе не ясненько. Те чудаки в соседнем доме не признают занавесок, и если бы хватило совести, мог бы увидеть там немало интересного не только на экране. Вот только без охов-вздохов… Что он там несёт?
– …серьезный разговор в наше время следует начинать с декларирования своей политической позиции. Моя проста: я поляк…
– Поляк? – не удержался Сураев. Ну и поляки пошли – ни польского носа, ни польского гонору! Врёт. Но вот зачем?
– …и в братоубийственной распре трёх здешних общин я не участник. Я за порядок, за защиту прав человека, за сохранение культурных ценностей города, принадлежащих всему славянству и всему человечеству. Как представитель своего национального меньшинства я буду добиваться возвращения нам костёлов, официального извинения за уничтожение кладбищ и открытия польских школ с бесплатной перевозкой детей автобусами.
Да это, похоже, первая польская программа, выдвинутая в Киеве после оккупации поляками в 1920 году! Спросил уже полюбезнее:
– Я должен ответить подобной декларацией?
– А зачем? Если положение