в школе бокса при Ленинском районном дворце пионеров, а назывался-то как? Вот – «выход из угла ринга путем размена местами с противником». Локоть ноет, в ноздрях густой чесночный дух. Сураев вслушивается, не визжат ли поблизости тормоза, а ноги сами несут его в сторону, противоположную той, откуда вышел к гостинице.
Ничего не поделаешь, домой нельзя. И до комендантского часа сорок пять минут. Есть в этих краях одно парадное, где в прежние времена можно было переночевать в абсолютной почти безопасности. Под самой крышей, на пыльном диване. А теперь? На что там можно наткнуться – на пьяного бомжа, семью честных бездомных или на противопехотную мину, засунутую в диван для смеха пьяным умоновцем? И разве не потому взял он… ну, занял те деньги – потому, что ещё в номере решил, где укроется? А до еврейского анклава отсюда идти всего ничего. Но сначала позвонить. Через несколько минут он прислонился к стене завода «Ленинская кузня». Малый старинный заводик замер в кризис, потом, как стало чуть повеселее, в одном из цехов открылся ресторан, незамедлительно прогоревший. Если там, внутри, и мается сторож, до случайного прохожего ему дела нет. А охранники из универмага перед Сураевым, словно на ладони: греются у костра и едва ли смогут чего углядеть за багровым неровным кругом. Как будто после всех эвакуаций, реквизиций и грабежей в районном универмаге осталось чего охранять! Торговые залы, склады… Интересно, занимаются ли экономисты такой категорией, как коммерческий оптимизм? Спросить заодно у Милки, она к этому ближе… Что-то долго идут длинные гудки. А если дома нет? Всё равно переходить в анклав, здесь лучше не оставаться… Ура!
– Мила, это я. Имя лучше не называть… Ну, наконец-то. Хотел к тебе напроситься… У тебя нет ли пустой квартиры какой, подруга тебе не оставила, чтобы поливала цветы? Вы, девочки, всегда выручаете друг дружку… Слава Богу… Потом, потом всё объясню! Собери вещички на несколько дней, затолкай в рюкзак всё съестное… Да, я думаю о своем здоровье и когда-нибудь обязательно там, в Павловке, полечусь. Делай что сказал, ситуация аховая. Буду через полчаса. Да, понял… Ты, кстати, одна там? У тебя там никого нет? Что? И это говорит девушка из хорошей семьи?
Короткие гудки. У костра охранник поднимается с ящика и исчезает. Трепыхаться нет нужды: вот возникает из темноты с поддоном в руках, снова садится и неторопливо оглядывает его, прикидывая, как половчее разломать. Если парню некуда спешить, о себе Сураев сказать этого не может. Ещё один звонок перед стартом. На сей раз в записной книжке нет необходимости.
– Иван Афанасьевич, это вас сосед беспокоит.
– Слышу, что сосед. Откуда звоните?
– Иван Афанасьевич, срочно уходите из дому. Берите Софью Иванну под руку – и побыстрее. К знакомым, куда угодно. В квартире оставаться опасно. Тарасу сами скажите, хорошо?
– Они уехали в село. Тарас попросил двухмесячный отпуск без сохранения содержания. Тося ведь опять… да вы ж знаете…
– А я‑то думаю: отчего это в коридоре такая тишина? Дела… А вдруг что срочное?
– Да.