от чьих-то ботинок. Под стекляным фонарём по центру цеха из конца в конец тянулась ровная горка птичьего помёта. И сейчас голуби и вороны сидели на крыше по краю фонаря и вели свои птичьи разговоры. На противоположной стороне цеха от ворот остался только стальной каркас, который криво висел на лопнувших навесах, угрожая в любую минуту упасть.
«Камаз» я нашёл у складов. От мотора ещё шло тепло. Из левого бензобака капала в пыль солярка. Ни одной живой души не было видно. Я открыл кабину «Камаза». Оттуда понесло запахом пива и вонючими носками. В одном месте тент на кузове машины не был прикреплён к борту. Я приподнял его. «Камаз» был битком загружен ящиками с водкой. Всё время, пока я крутился вокруг «Камаза», меня не покидало чувство, что за мной кто-то наблюдает.
– Эй! Есть здесь кто-нибудь?! – крикнул я.
В цехах эхо повторило мои слова. Никто не отозвался. Длинные склады тянулись вдоль всего заводского здания. Три железные двери были недавно покрашены, и на двух из них висели массивные замки. Напротив того места, где стоял «Камаз», дверь была слегка приоткрыта, и замок висел в проушине, поскрипывая на ветру. Я вошёл в открытую дверь. Здесь было темно. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел перед собой мужчину метра в два ростом. Он ударил меня чем-то, отчего у меня вдруг лопнуло в голове, заискрилось в глазах, и я провалился в беспамятство.
Как долго я был без памяти, не знаю. Очнулся от боли. Тонкий шнур, стягивающий сзади мои руки, врезался в кожу, голова тупо болела, и в правое плечо била колющая боль. Сырая, неоштукатуренная комната освещалась тусклой лампочкой. Окон не было, и только через чуть приоткрытую дверь пробивался дневной свет. Из дальнего от меня угла слышалась какая-то возня. Я с усилием повернулся в ту сторону. Боль в голове от этого стала ещё сильнее, и плечо пульсирующе заныло. В углу, стоя на одном колене, возился верзила. Он вытащил из кучи хлама старый, разорванный мешок и ещё какую-то тряпку.
– Послушайте, товарищ, отвяжите меня, – с усилием выговорил я.
Он встал с колена, подошёл ко мне, бросил на пол мешок и тряпку и ударил меня в левый висок. От удара я повалился на бок, как раз на то место, где лежали тряпки.
– Заткнись, мусор!
Он говорил с чеченским акцентом. Я теперь лежал на полу, на больном плече и от удара голова наполнялась гулом, уходило сознание, и подкатывала тошнота. Снизу верзила выглядел великаном. От его ног, обутых в стоптанные сандалии, несло вонью. Он ударил меня ногой в живот и, выключив свет, вышел. Дверь закрылась, щёлкнул замок и комната погрузилась в темноту. Как ни пытался, я не мог обнаружить даже маленький проблеск света вокруг меня. Я вращал широко открытыми глазами в разные стороны, но, кроме усиления боли в голове, это ни к чему не привело. В меня медленно вползал страх. То ли от страха, то ли от холодного пола, меня начало трясти. Непроизвольно потекли из глаз слёзы. Так я пролежал ещё неизвестно сколько.