в своём блокнотике. Рено заказал гуляш и бутылку коньяка. Я попросил принести мне бутылку пива. Губат всё время молчал. Говорил, в основном, Рено. Он спросил, как мне отдыхается, чем занимается Жора, пожаловался на жару, посмеялся над тем, что меня чуть не убил его завскладом.
Принесли заказанное. Рено разлил коньяк по рюмкам. Мы молча выпили. Они оба ели сосредоточенно, так, как-будто в этом был весь смысл нашей встречи. Я пил холодное пиво и наблюдал, как работает в зале Тоня. Мы выпили ещё по одному разу, после чего Рено встал и ушёл в сторону выхода, где был бар и туалеты. Губат отложил вилку и нож и вопросительно уставился на меня. Я подождал мгновение, вытащил из нагрудного кармана фотографию и положил её возле его рюмки.
– Я частный детектив. Этот человек живёт в городе Н. Мой заказчик попросил найти человека, кто смог бы выполнить одну опасную работу.
Слово «убить» я выговорить не мог. Губат скептически посмотрел на меня.
– Его надо убрать? – вопрос прозвучал так буднично, как будто речь шла о чём-то обыденном.
Я кивнул. Он взял двумя пальцами фотографию и долго смотрел на неё.
– Что у тебя есть о нём?
– Всё. Адрес, привычки, где он бывает ночью, какой дорогой уходит из дома и какой возвращается, время ухода, и время прихода домой.
Губат ткнул пальцем в сторону бара, где обслуживал посетителей пожилой узбек.
– Завтра отдашь ему конверт.
– Сколько это будет стоить?
– Двадцать пять тысяч долларов.
Он поймал мой недоумённый взгляд, неожиданно улыбнулся и сказал по-немецки:
– Sonderangebot.
Губат налил себе и мне по полрюмке коньяку, выпил, поднялся из-за стола, вытащил из бумажника несколько долларовых бумажек, положил их под свою тарелку и сказал:
– Оставь свой германский телефон у бармена. Через три-четыре недели тебе позвонят.
Рено он не стал ждать, а сразу ушёл. Когда он проходил мимо столиков в зале, мужчины, сидевшие за ними, приподнимались, уважительно здороваясь с ним. Он слегка кивал в ответ и, нигде не задерживаясь, вышел из ресторана. Когда Рено вернулся из туалета, он даже не удивился отсутствию Губата. Мы выпили ещё по полной рюмке и стали вспоминать времена, когда существовал ещё наш трест, когда мы были заняты, казалось, настоящей работой, когда мы ещё верили в полезность того, что мы делали. Сейчас, с высоты прошедших лет, мы стали понимать, до какой степени наивны мы были раньше.
В этот раз я снова напился. Может быть, во мне всё больше просыпалась совесть, сопротивлявшаяся тому, что я делал. Чем ближе я был к своей цели, тем сильнее рос во мне внутренний протест. Единственным способом уйти от этого был алкоголь. Я никогда не был пьяницей, но теперь вливал в себя пиво, коньяк или водку без счёта, не думая о завтрашней головной боле, о приступах язвы в желудке и об удивлённых и осуждающих взглядах жены Жандарбека.
К двум часам ночи Рено уже был не в состоянии что-то