разрез но все это очень просто:
нам не обрести слишком много: есть законы
о каких мы ничего не знаем, всякие подначки
толкают нас гореть или замерзать; что
сует дрозда в пасть кошке
не нам судить, или почему некоторых
сажают в тюрьмы как ручных белочек
а другие меж тем утыкаются в громадные груди
нескончаемыми ночами – таковы
урок и ужас, и нас не учат
почему. все-таки повезло что бутылка
приземлилась правильным концом и хотя
у меня есть одна с вином и одна с виски,
это ей-же-ей, отчего-то, добрая ночь,
и быть может завтра нос мой станет длинней:
новые ботинки, меньше дождя, больше стихов.
сварено и разлито в…[14]
всё
у меня в руке с пивной банкой
печально,
грязь даже
печальна
у меня под ногтями,
и эта рука
как рука
машины
и все ж
не она —
она изгибается полностью
(усилие, в котором волшебство)
вокруг
пивной банки
движеньем таким же как
корни
вышибающие гладиолус
наверх в солнце воздуха,
а пиво
течет в меня.
Из «Признаний человека, безумного настолько, чтобы жить со зверьем»[15]
Я сошелся еще с одной. Мы жили на 2-м этаже во дворе, и я ходил на работу. Это-то меня чуть не прикончило – пить всю ночь и пахать весь день. Я вышвыривал бутылку в одно и то же окно. Потом, бывало, носил это окно к стекольщику на углу, и там его ремонтировали, вставляли новое стекло. Я проделывал такое раз в неделю. Человек посматривал на меня очень странно, но деньги мои всегда брал – они ему странными не казались. Я пил очень крепко и постоянно 15 лет подряд, а однажды утром проснулся и нате: изо рта и задницы у меня хлестала кровь. Черные какашки. Кровь, кровь, водопады крови. Кровь воняет хуже говна. Моя баба вызвала врача, и за мной приехала неотложка. Санитары сказали, что я слишком большой, и вниз по лестнице они меня не понесут, попросили спуститься самому.
– Ладно, чуваки, – ответил я. – Рад вам удружить: не хочу, чтобы вы перетруждались. – Снаружи я влез на каталку; передо мной распахнули бортик, и я вскарабкался на нее, как поникший цветочек. Тот еще цветочек. Соседи повысовывали из окон головы, повылазили на ступеньки, когда я проезжал мимо. Почти всегда они наблюдали меня под мухой.
– Смотри, Мэйбл, – сказал один, – вот этот ужасный человек!
– Господи спаси и помилуй его душу! – был ответ. Старая добрая Мэйбл. Я выпустил полный рот краснотищи через бортик каталки, и кто-то охнул: ОООООххххххоооох.
Несмотря даже на то, что я работал, ни гроша за душой у меня не было, поэтому – назад в благотворительную палату. Неотложка набилась под завязку. Внутри у них стояли какие-то полки, и повсюду все лежали.
– Полный сбор, – сказал водитель, – поехали. – Скверная поездка