глаза, как буравчики насквозь сканировали собеседников, которые с лёгкостью расставались с секретами, доверив их неоперившемуся и энергичному следователю. Гипнотизируя людей, он добивался признаний. Как ему это удавалось, он объяснить не мог.
Присущий, не в патологической форме, перфекционизм принимал ошибочность его собственных взглядов. Жизнь для Бориса была не только «чёрное и белое», он наслаждался радугой жизни, хотя некоторых оттенков, как дальтоник, не замечал. Работу оперуполномоченным он воспринимал в красном цвете. Она казалась ему хуже, чем есть на самом деле, раздражала как быка, но, сколько бы он не искал другую работу, более идеальную, то вряд ли бы нашёл. Он боролся с собственным я, даже при выборе девушек. Не каждая подходила под его суждение о любви – «либо все, либо ничего». Вероятнее всего Борис прожил бы жизнь в одиночестве, не найдя идеальных отношений, до тех пор пока не понял бы, что слово «достаточно» часто означает именно это.
Люди для Кабанова были тем инструментом, на котором он оттачивал на допросах мастерство оперативника. Каждый раз, расследуя новое дело, он понимал, что ему не хватает знаний по психологии.
Как-то в разговоре с врачом психиатром по делу о Мстителе, он услышал о существовании методики манипулирования психическим сознанием человека. Экспериментатор по натуре он допускал применение сомнительных методик на людях, чтобы воочию видеть результат. И все же человечность не позволяла ему использовать самые жестокие из них или более двух одновременно, но один он всегда выбирал и внедрял.
Экспериментировать он начал сразу на допросах Мстителя. Борис употребил яростный напор и непомерный гнев. К сожалению, результат огорчил опера. К счастью ситуацию спас Потап. Он нашёл ключ к психопату, а опер разочаровался в том, что не правильно выбрал методику.
По его сценарию, – маньяк, якобы, должен был успокоить опера признанием в убийстве. Он должен был рассказать все как на духу. Но окончательно окаменевший под прессингом Бориса маньяк ввёл его самого в аналогичный ступор. Следователь осознал промахи и ошибки, но не отказался от дальнейшего применения методики.
В беседе с Михайловым опер ограничился излишней подозрительностью, вызвав обвиняемого к вынужденным оправданиям. При этом он добивался «проталкивания» в подсознание – нужных психологических установок, за счёт ослабления защитного барьера психики. Ему практически удалось сломить Леню. Метод помог оперу убедиться в его невиновности, этому он был несказанно рад, а моральные устои его мало волновали.
Слишком доверять нововведениям Борис не спешил. Допрашиваемые люди, испытывающие психологический прессинг, не интересовали Бориса, как личности, ведь перед ним стояла цель, и он реализовал её как мог.
Труднее всего ему дался разговор с родителями убитой Надежды, тронувшие его за живое. Сопереживая, Борис чувствовал вину за то, что мирные люди страдали по воле убийцы, что судьба жестоко наказала их.
Слова матери о божьей каре, застряли в его подсознании.