Держи!
Это была «хаттабка» – самодельная ручная граната, популярная у абреков. Стандартный армейский запал, облегченный заряд. Удобно носить, легко применять. Маленькая, но смертельно опасная штучка. По убойной силе уступает обычной гранате, но в радиусе пяти метров не уцелеть. Я жадно схватил оружие.
– Почему вы мне помогаете?
Он остановился у лестницы, улыбнулся. В зыбком свете плошки улыбка показалась зловещей.
– Я помогаю себе.
– Почему вы не убили меня?
– Ты получил бы искупление, а я – остался без дочери. Она у меня единственная. Тебя убьют другие. Я не хочу, чтоб тебя резали, как барана, – ты этого не заслужил. Воину важно умереть достойно, скоро ты это поймешь. Соблюдай правила, и заслужишь милость.
Я не понял и показал «хаттабку»:
– Они могут узнать, кто дал ее мне.
– Никогда! – спокойно ответил старик. – Страж наверху забудет о моем приходе, а ты не скажешь. Воин, которого предали, сам не предает. Если он воин. Прощай!
В тот миг мне стало пронзительно стыдно, как будто меня уличили в постыдных мыслях…
2
– Павел Ксаверьевич! Господин прапорщик!
Меня трясут за плечо. Какого черта? Кто такой Павел Ксаверьевич и что он тут делает? Открываю глаза. Надо мной встревоженное лицо с вихрастой челкой. Поручик Рапота… Павел Ксаверьевич – это я.
– Вы скрежетали зубами и ругались во сне, – говорит Сергей, убирая руку с плеча. – Вам плохо? Позвать доктора?
– Все хорошо, поручик!
Он смотрит недоверчиво.
– Обычный кошмар. Вам не снятся?
Он отрицательно качает головой. Счастливчик!
– У нас с вами дело, – я чуть не сказал «мероприятие». – Уговор в силе?
– А вы… – он все еще сомневается.
Я смеюсь, и он улыбается в ответ.
– Пять минут четвертого! – Рапота щелкает крышкой часов. – Самое время!
Одеваемся и выходим в коридор. Здесь суета: ковыляют на костылях раненые, санитары несут носилки, пробегают сестры милосердия с утками и бинтами. Никому нет дела до выздоравливающих офицеров, решивших погулять. В руках у одного корзинка – тоже ничего удивительного. Выходим за ворота поместья, по пути Сергей объясняет, что эту усадьбу реквизировали у владельца под госпиталь. Идем вдоль ограды и сворачиваем в парк. Деревья вдоль дорожки старые, с частыми узловатыми ветками. Листья только-только пробиваются, но даже сейчас в парке сумрачно. Почему-то приходит на память: «Темные аллеи». Так называлась книжка, которую я читал в госпиталях. Я там читал постоянно – больше заняться было нечем…
Аллея выводит нас на берег пруда – старого, сильно заросшего, но вполне живописного. На берегу стоит беседка с ажурными стенками из тонких реек. Кое-где рейки сгнили, образовав дыры. Деревья вокруг пруда стоят грустно и молчаливо. Странно, но это не портит очарования – в увядании тоже есть красота. Почему-то решаю, что владелец поместья не слишком переживал насчет реквизиции. Во-первых, ему заплатили: при царе с этим было строго. Во-вторых…