подобное состояние у своего хозяина она уже наблюдала однажды, старушка не стала медлить.
А Шарль закутался в одеяло и, стуча зубами от подбирающегося озноба, скорчился в кресле, листая томик Вийона.
Он не планировал брать его с собой, но чуткий Пьер в последнюю минуту перед отъездом тайком засунул книгу в дорожные сумки. Как чувствовал, сукин сын, до чего его брату может пригодиться моральная поддержка со стороны любимого автора.
Уже хоть что-то, потому что рассчитывать ещё на чью-то помощь в данной ситуации вряд ли придётся.
Молодой человек листал книгу, совершенно не вчитываясь в строчки стихов. Он и так знал их наизусть, просто прикосновение к шероховатым листам, от которых так пронзительно пахло прошлым, немного успокаивало.
Но потом мысли гасконца снова приняли мрачное направление.
Он думал о том, что неизвестно, насколько затянется простуда, и как паршиво ему может стать к вечеру.
Что трёх дней для выздоровления, возможно, окажется слишком мало.
И что вообще неизвестно, как долго ему ещё будет удаваться играть со своей болезнью в кошки-мышки.
Ведь образ жизни, который он ведёт, совершенно не располагает к укреплению здоровья.
Юноша кашлял и каждый раз делал над собой усилие, прежде чем заглянуть в платок.
А если откроется кровохарканье – что тогда?
Да даже не кровохарканье, а просто сильный жар…
Лазарета, как такового, при казармах нет.
Ложиться в одну из городских больниц, чтобы попасть, не дай бог, в руки такого же коновала, как их полковой лекарь?
Валяться дома, где даже воды подать будет некому? Конечно, можно попросить тётушку Мари переночевать у него сегодня, но при мысли о том, что кто-то посторонний будет наблюдать его в столь беспомощном виде, становилось совсем тошно.
Или всё-таки попросить? Корона с него не упадёт, а всё будет спокойней. Потому что Шарль не забыл, как, заболев два года назад, пытался в жару добраться до кружки с водой, и, оступившись, разбил себе о подоконник голову…
Да и одиночество, к которому он привык настолько, словно оно было его второй натурой, в период болезни ощущалось особенно остро и делалось совершенно нестерпимым.
А потом молодой человек, должно быть, задремал, потому что очнулся от того, что кто-то осторожно гладил его по голове.
Он улыбнулся и едва не позвал Жака, спохватился в последний момент: привычка держать все чувства в узде всё-таки сработала вовремя.
Медленно открыл тяжёлые после дурного сна глаза.
– И чего, спрашивается, в кресле спать, если плохо? – служанка смотрела с таким видом, словно он совершил преступление. – В постель бы легли…
Шарль в ответ только раскашлялся глухо, а губы тётушки Мари сжались ещё суровей.
– Я его спрашиваю, что с продуктами делать, а он кашляет, и всё… Вот наказание, а не хозяин!
– Продукты… спасибо… – юноша улыбнулся слабо, дотронулся до лба – ну, конечно, жар. – Нагрей мне молока с мёдом.