в 1500 франков ежемесячно, по всей вероятности, в надежде на свою счастливую звезду. Он назвался генералом внутренней армии, хотя уже со 2 марта был назначен главнокомандующим итальянской армией.
Этим еще не исчерпывались все неправильности, допущенные в брачном контракте Наполеона. Жозефина, которой уже было почти тридцать три года, заявила, что она родилась 23 июня 1767 года. Таким образом, она сделала себя моложе на четыре года. Наполеон, со своей стороны, по-видимому, считал себя слишком молодым для двадцатидевятилетней женщины и набавил себе полтора года, заявив дату своего рождения 5 января 1768 года. Внешность, таким образом, была соблюдена. Справок же относительно верности этих показаний не было сделано ни на Корсике, ни на Мартинике. Что этим неверным показанием относительно ее возраста Жозефина давала позднее, во время развода, опасное оружие в руки ее противников, эта мысль тогда, конечно, совершенно не приходила ей в голову. Наполеон сам говорил на острове Св. Елены, когда речь зашла об его первом браке: «Бедная Жозефина этим самым создавала себе серьезные неприятности, потому что в силу одного этого факта наш брак мог бы быть впоследствии объявлен недействительным». Кроме того, среди свидетелей был один несовершеннолетний, а именно двадцатилетний капитан Лемаруа. Другими свидетелями были Барра, Тальен и некто Кальмеле, старинный знакомый Жозефины. Молодой супруг дрожащей от волнения рукой подписался под брачным контрактом: «Napolione Buonaparte».
В тот же самый день Наполеон переехал в дом своей жены на улице Шантерен. По его тогдашнему положению это помещение было для него очень шикарным. Из сада несколько ступеней вели в продолговатую, уставленную зеркалами переднюю, по бокам которой справа и слева помещались выложенный мозаиковыми плитами будуар и маленькая рабочая комната. В конце коридора в первом этаже находился салон с двумя боковыми дверями в сад. Из коридора лестница вела наверх, в интимные покои, состоявшие из салона и еще двух комнат. Одна из этих комнат была сплошь уставлена зеркалами и служила спальней. Рядом с ней находилась прелестная уборная, стены которой были разрисованы птицами и цветами.
Что в этих комнатах не вся мебель была в соответствии с элегантными притязаниями всего жилища, что то здесь, то там кое-чего не хватало, что иногда кажущееся богатство хозяйки компрометировалось какой-нибудь потертой или ветхой вещью, – всего этого генерал Бонапарт не видел и не замечал. Он видел только блеск и роскошь. И даже если бы он мог под этим кажущимся блеском усмотреть проступающую бедность, то и это было бы ему все равно. Он ведь женился на Жозефине не ради ее богатства, а ради нее самой. Она, которая вот тут стояла перед ним в розовом шелковом платье, мягко облегавшем ее стройный стан, – она была теперь его, вся его! Страстным движением привлек он ее к себе, горячо прижались его губы к ее устам, к ее шее, ее плечам. Его лицо коснулось маленького медальона, висевшего на ее шее на тоненькой цепочке – его свадебный подарок! В медальоне были выгравированы слова: «Au destin!»
Счастье