падрон? – спросил он.
– Да, я уж боялся, что тебя схватили и убили.
– Успокойся, падрон, на меня никто не имеет подозрений, хотя в тот день, когда ты схватился с Дамасским Львом, многие видели как я вооружился пистолетом, чтобы убить твоего противника в случае, если бы он тебя только оцарапал своим оружием. Счастье его, что был ранен он, а не ты.
– А как его здоровье?
– Ну, у этого турка, должно быть, очень крепкая шкура, падрон. Он почти уже совсем оправился от раны, которую ты ему нанес, и дня через три ему снова можно будет сесть на коня… Но у меня есть для вас другая новость, синьора, она, наверное, очень удивит вас.
– Какая же именно?
– Капитан Лащинский тоже поправляется.
– Лащинский? – в один голос вскричал капитан Темпеста и его лейтенант.
– Да, синьоры.
– Да разве он не был убит Мулей-Эль-Каделем?
– Нет, это только так казалось. У польских медведей очень крепкие кости.
– И Мулей-Эль-Кадель знал, что поляк только ранен, и не добил его? Или он уж не мог этого сделать?
– Знал, мог, но не добил, потому что поляк отрекся от креста и принял веру пророка, – объяснил Эль-Кадур.
– Это негодяй и изменник! – с негодованием вскричал Перпиньяно. – Пошел в ряды врагов своих братьев по религии и оружию!
– Да, как только он встанет на ноги, его сделают капитаном турецкой армии, – подтвердил Эль-Кадур. – Один из пашей уже обещал ему это.
Капитан Темпеста тихо проговорил, как бы про себя:
– Этот человек должен смертельно ненавидеть меня. Хотя я и не сделал ему никакого зла, но он…
– Что же вы не договариваете, капитан Темпеста? – спросил Перпиньяно, видя, что тот вдруг замялся.
Вместо того чтоб ответить своему лейтенанту, капитан Темпеста вдруг спросил араба:
– А других, более отрадных новостей у тебя разве нет?
– Нет, падрон, – уныло отвечал Эль-Кадур. – Не было никакой возможности добиться, где держат в плену синьора Ле-Гюсьера. Мне очень совестно, что я дал тебе слово и не сдержал его. Но видит Аллах, как я старался! Потому так долго и пропадал: не хотелось ни с чем вернуться…
– Я верю тебе, Эль-Кадур… Но удивляюсь, как это никто не мог дать тебе никаких сведений насчет местопребывания виконта. Не может же быть, чтобы это не было известно кому-нибудь в стане? О, Боже мой, должно быть, его убили, потому и молчат! – с глубоким вздохом проговорил капитан Темпеста.
– Нет, падрон, он жив – это я узнал наверное, – успокоил его араб. – Мне думается, что его содержат в какой-нибудь из береговых крепостей и уговаривают принять мусульманство. Если бы они его убили, то слух об этом должен был бы дойти сюда и помимо меня, потому что тогда весь их стан говорил бы об этом.
– Но почему же там никто ничего не говорит о месте его пребывания? Что за необходимость так тщательно скрывать это?
– Не знаю, падрон. Этого я сам не могу понять.
– Хорошо, буду спокойно