ухо. Голова тяжёлая, и лень… безмерная накатила такая, что ни сдвинуться, ни шелохнуться не было желания.
– Коль отпустишь, подругу нечистые утянут в пучину нави… – голос ведьмы исказился. Головная боль ослепила, а собственное отражение в воде лишило желания заголосить. Любава, как к магниту, тянулась к поверхности, но ощущала сопротивление, словно что-то не позволяло окунуться бездумно в реку.
Темнота… непроглядная… слегка удивлённый лик на поверхности пошёл рябью… Растворился… Его сменил образ мальчишки.
Худой, невысокий, возраста отрока. Он мчался по лесу, ловко минуя преграды: перескакивая камни, кочки, кусты, пни и поваленные деревья, прокатываясь по земле, где ногами было бы сложнее, даже умудрялся подпрыгивать и чуть пробегаясь по высоте, но отталкиваясь от булыжников стволов, цепляясь за сучья. Бежал так, будто за ним гналось чудовище. Он был безоружен, если не считать крупного ножа на поясе.
Кадр пошатнулся, исказился и уже в следующий миг с двумя мечами в руках на поляне кружился парень постарше… Выше, мощнее в плечах, да крепче телом. Лихо управлялся оружием, сражаясь с тенью, пока не затормозил. Теперь было чётко видно его лицо. Это тот же парень. Только сейчас он был опасно затаившимся, черты суровыми… будто он прислушивался к звукам, а невероятно серые глаза прицельно обшаривали округу, высматривая противника.
Кадр вновь покачнулся… И Любава едва не вскрикнула от жалости – на неё смотрели пасмурно-дымчатые глаза. Они казались неживыми – в остекленевших яблоках отражалось небо, проплывающие облака, склонившаяся берёзка. Тонкие черты залило багровым, на груди зияла рана, кровь уже не выплескивалась толчками – а струилась, пропитывая ткань светлой холщовой рубахи, да землю, на которой парень лежал…
– Нет, – с болью в сердце выдохнула Любава, потянулась к парню от жажды встряхнуть, пробудить.
Но тут над парубком склонился диковато-необычный на внешность мужчина. Широкое лицо, высокие скулы, узкие глаза. Смоляные волосы, выбритые виски…
Проверял, крутил, прислушивался, а напоследок ударил по лицу – и взгляд серых глаз дрогнул, жизнь вернулась, будто её пинком вогнали обратно в бездыханное тело. Грудь яростно раздулась и с губ парня кровь заклокотала сильней.
Иноземец криво улыбнулся и подхватил парня на руки. Шаг за шагом отдалялся от Любавы, но парень смотрел на неё… Глядел в самую душу так пронзительно, будто мог видеть её.
А потом… рукой едва шевельнул в её сторону, и Любава подалась навстречу. Безотчётно окунулась в мир нави, стремясь соприкоснуться с сероглазым. Прохлада обласкала, утягивая в пучину…
Мрак окутал, монотонное бормотание лилось плохо различимым гулом:
– Суженый… – провал, – выйти из тени… – невнятно. – Пусть увидит… – жёваные слова, – истинное лицо…
На место сероглазого мелькнул образ Казимира Всеволодского, каким его помнила Любава с последней встречи. Когда Мирослава за него шла.
– Нет! – завопила, но голос больше напомнил бульканье в воде. Князь обернулся, словно заслышал негодование. И до того недобрым он показался, что княжна