и наказаний, как мне тогда казалось.
Урус не дал даже один разочек стукнуть рыжую, так навалял мне, заступаясь за подружку, что после того случая я стал десятой дорогой обходить лисицу. С тех пор и стал избегать общества Лийсы, стараясь не вникать в события, так или иначе связанные с ней. Вот и прошляпил тот момент, когда нежная дружба брата и лисицы переросла в любовные отношения.
И ведь смеялись над ними в деревне, особенно в пору, когда Лийска стала подростком. Девчонка вытянулась и стала выше Уруса на две головы. И всё равно, эти двое ходили по деревне, держась за руки.
Уже тогда, услышав очередную колкость, брат кидался с кулаками в защиту подруги, несмотря на рост, возраст и количество насмешников. И часто ходил битый, с синяками, пока не начал оборачиваться. Сразу добавилось сил и скорости, да и побои моментально залечивались оборотом.
Может, такая истовая самоотверженность друга и покорила сердце лисицы? Лийса упрямо гоняла многочисленных женихов и вопреки обычаям встречалась с парнем младше себя, что осуждалось деревенскими. Но мало-помалу односельчане свыклись и даже стали гордиться такой примечательной парой.
Года три назад отец взял меня с собой на мельницу за мукой. А там я подслушал, как Рона, волчица с другой улицы, рассказывала тётке из соседней деревни про брата с подружкой да всё сетовала, что не пришлось ей в жизни встретить такого мужчину, который так хлестался б за неё, и всё недоумевала:
– За какие ж такие хорошести так свезло рыжей малолетке?
Эти два слова – «хлестался» и «хорошести» – привели меня в полное недоумение.
Слово «хлестался» прочно ассоциировалось с «хлестанием кнутом», и я мучительно старался вспомнить, с кем же мой брат мог хлестаться кнутом. Да и «хорошести»… Ну да, к двенадцати годам я уже понял, что Лийса всё-таки хорошая, но что такое «хорошести»? Как-то звучало это… не по-доброму, что ли.
Меня так занимали эти вопросы, что, помучавшись догадками, напрямую спросил у Уруса – вид выпученных, обалделых глаз брата повеселил. Он никак не мог понять из моих путаных слов, кого же отхлестал, кроме той вредной пятнистой тёлки из стада, то и дело норовившей удрать в лес, в котором нет добрых оборотней, а недавно завелась новая волчья стая, которую…
– Тьфу, Лагор, да кого ж я мог хлестать-то? А-а, так «хлестался» означает драку?
И тут, видимо, вспомнив толстую Рону – и как только она умудряется оборачиваться? – захохотал.
– Да-а, за тётку Рону вряд ли волки дрались. Скорее, она своего мужика у какой-нибудь бабы кулаками отбила! А хорошести… – зло сощурились глаза. – Запущу-ка я эту вредную тёлку к тётке Роне в огород и скажу, что сама сбежала. Будут ей хорошести в полном объёме, чтоб языком трепать некогда было!
Тряхнув головой, я отогнал мысли о брате. Взглянув на небо, понял, что пора поторапливаться на встречу с Ррыком.
Странно, почему вожак не захотел переговорить со мной дома, даже словом не обмолвился накануне, а официально велел прийти на занятия, хотя, как