Борис Дубин

Интеллигенция. Заметки о литературно-политических иллюзиях


Скачать книгу

Похожим образом положение складывалось, скажем, и в 1910-е годы, и четверть века назад, в 1960-е. Видимо, вообще каждый период форсированного развития будет характеризоваться вхождением в культуру нескольких поколений разом одновременно с ликвидацией – или, по крайней мере, обещанием ликвидации – предыдущих задолженностей. Если жесткость нормы поддерживать с тем же упорством, грядущим поколениям всегда останется, что публиковать. Каждое отсроченное, запоздалое поколение тащит за собой и свое прошлое, и укороченное, если не утраченное будущее. Те, кто сейчас входит как «новые», влекут за собой и своих «старых» – современников и учителей. В результате и возникает та поражающая и грустная чересполосица, когда двадцатилетние входят одновременно с сорокалетними, плюс предки двадцатилетних, плюс предки сорокалетних: вчерашнюю новинку обнародуют вместе с наследием полувековой давности. Все это «новые», и все они в одном возрасте культуры. Так чье же это новое, у кого оно какое?

      Бессмысленно ставить, по крайней мере, с такой прямотой и однозначностью вопросы об обновлении применительно, например, к той не только литературной, но и шире – культурной – группе, для которой, в принципе, все всегда было. Она, скажем, прочла своего П. Чаадаева раньше, чем он был наконец выпущен год назад, – тогда, когда доросла до этого в силу владения определенными культурными ценностями и навыками, и знает не одного отдельного, вдруг выпяченного Чаадаева, но и публиковавшего его М. Гершензона, и все поколение, для которого Чаадаев стал нужен в связи со своими проблемами, помнит, и что было между ними и после них. Эта группа, для которой столь ожидаемые нынешние публикации не будут новинкой, в культурном смысле очень важна, причем важна и для деятельности всех остальных групп. Как ее обозначить? Элита? Скажем, держатели традиций литературной культуры, но не отдельных ее эталонов, а самого ее многообразия. Это прежде всего исследователи и знатоки, хранители, к примеру, мандельштамовских или ахматовских, да и других первоизданий. Для них ценность книги определяется не тиражом, не ее редкостью или массовостью, а самим текстом. Им нет необходимости ждать, когда «Книга» или «Советская музыка» издадут, например, сборник В. Высоцкого, как не ждали они, пока «Советский писатель» издаст Б. Окуджаву или М. Жванецкого, потому что они сами печатали и перепечатывали эти тексты на протяжении уже многих лет, переписывали песни на магнитофонную ленту (при тесноте коммуникаций в этой группе для сохранения и передачи текста достаточно и нескольких экземпляров). Важно, что ими в этом никто не руководил. Они – эксперты и сами производят литературу, дают ей первую оценку и интерпретацию. Для них ничего не изменилось, поскольку они и есть фокус, острие движения культурного времени; оно по ним меряется.

      Уточним: те, кто сейчас широко публикует Н. Гумилева и В. Набокова, В. Ходасевича и Г. Иванова, сами в большинстве своем не принадлежат к этой группе. Для них – тех, кем подписаны врезки к нынешним публикациям в газетах