на ванну, окутанную облаком пара.
– Полезай. Только волосы не мочи, а то не успеешь завить.
– Они же и так вьются.
– Завитки должны быть помельче.
Я опустилась в воду, и Галлия принялась натирать меня лавандовым маслом.
– Вы только взгляните, хозяйка! – Она повернулась к Октавии. – Кожа да кости. Чем ее там кормили, в Александрии?
– Девочка провела не одну неделю на корабле, – напомнила госпожа. – И недавно лишилась почти всех родных.
– Хозяйка тебя откормит, – пообещала Галлия и, знаком велев мне встать, вытерла мое тело длинным белым полотенцем.
Я промолчала, зная, что если открою рот – непременно расплачусь. Между тем рабыня выудила из своей корзины шелковую тунику насыщенного зеленого цвета. Когда я покорно подняла руки, Галлия надела ее на меня через голову и закрепила у плеч золотыми застежками. Потом растянула перед глазами оливковый пояс и озадаченно нахмурилась.
– Под грудью, на бедрах или на талии? – задумчиво произнесла она.
Женщины уставились на меня, и я в самом деле почувствовала себя пташкой, которой чистят перышки, перед тем как навек запереть в золотой клетке.
– На талии, – решила рабыня. – Так проще.
И затянула пояс над бедрами, после чего обула мои ноги в кожаные сандалии, а на шею надела золотое ожерелье с маленьким диском, который закрыли мамины жемчужины. Я и без пояснений знала, что это булла. Все римские дети, бегавшие по улицам Александрии, носили такие защитные амулеты.
– Как насчет волос? – забеспокоилась Октавия.
Галлия вынула прут из треножника и протянула мне холодным концом.
– Знаешь, что это такое?
Я молча кивнула: египтянки тоже пользовались подобными штуками.
– Тогда снимай диадему.
Повиновавшись, я опустилась на один из стульев. Когда работа была окончена, сестра Цезаря поспешила напомнить:
– Теперь глаза.
Еще утром я аккуратно покрыла веки малахитом и подсурьмила глаза, как учила Хармион. Однако Галлия стерла все тряпочкой и, очевидно, успокоилась на этом.
– Я никуда не выхожу без краски, – вырвалось у меня.
Рабыня переглянулась с Октавией.
– В Риме так не принято.
– Но ведь на корабле разрешали…
– То было в море. Не стоит перед гостями Цезаря выглядеть точно lupa.
– Точно кто?
– Ну, знаешь, – она неопределенно повела рукой, – одна из этих женщин…
– Блудница, – пояснил Александр, появившийся за нашими спинами.
Октавия ахнула.
– Ой, простите, – прибавил он, улыбаясь до ушей, и Галлия молча кивнула.
– Как вы прекрасно выглядите, госпожа.
Я повернулась.
– Прекрасно? Словно простыней накрыли. Как можно в этом ходить? Глупости!
Все это я сказала по-парфянски, однако брат сердито ответил мне на латыни.
– Это же toga praetexta. Да и Марцелл нарядился так же.
По краю его одеяния тянулась багровая полоса. Впрочем, мою тунику сшили из куда более благородной