и двора можно было списать на огромную лень постояльца, то отсутствие собаки являлось железобетонным аргументом его скрытности. Также про себя отметил небольшую высоту лесничего домика. Как правило, чем ниже крыша, тем больше подвал, и этим объяснялась вся картина.
Я вышел из-за дерева, держа расслабленно пистолет в согнутых руках на уровне солнечного сплетения, и направился в сторону хижины. Остановившись сбоку от лутки, обернулся и ещё раз оглядел округу. Полная тишина, которая, исходя из опыта, всегда предшествовала какому-нибудь сюрпризу, заставила покрепче сжать рукоятку ствола. Ржавые петли смотрели на меня, как будто с ухмылкой, показывая, что они первые нарушат это безмолвие. Не обманули. Я дотянулся до ручки, лишь стоило чуть приоткрыть дверь, как мерзкий скрип гниющего металла вызвал неприятную вибрацию барабанных перепонок и взрывным эхом отразился внутри помещения. Если был хоть небольшой шанс на внезапность, то он окончательно растворился, и ничего не оставалось, как перейти к дипломатии.
– Знаю, что ты здесь. Надо поговорить, – как можно уверенней и спокойней запустил слова в темноту хижины.
Пауза с ответом начала затягиваться, вынимая мысль, что ошибаюсь и сейчас здесь совершенно один. Еле слышное шевеление внутри избы мгновенно спрятало это суждение назад.
– Стой там, сейчас выйду.
Я отошел от входа метра на три и уставился на приоткрытую дверь, спрятав пистолет за пояс. Открытое оружие, как оголённая женщина, притягивает взор, заставляя напрячься, и мешает диалогу, сбивая мысли с верного пути. Дверь открылась, снова издавая раздражающий скрип, и на пороге с самодельной тростью появился он.
Это был сухой мужчина с небольшой лысиной среднего роста возрастом больше сорока. В глаза сразу бросилось небольшое искривление носовой перегородки, которое даже не пытались исправить и наколотые перстни на пальцах правой руки. Левую кисть держал в кармане. Слегка наклонив голову вбок и немного опустив, он, внимательно изучая меня уже при дневном свете, смотрел из-подо лба. В его колючем взгляде сочеталось холодное безразличие c решительной опасной твёрдостью, присущие тем, кто воочию видал жизнь во всех её низменных “прелестях” и поступках. Но при этом остался при своём мнение, что свойственно только людям с сильным духом. Я чувствовал, что убить для этого человека не слишком сложная задача, его больше будет волновать причина, что говорило о высокой мозговой деятельности. Сумма всех этих талантов и внешних признаков равнялась одному выводу – передо мной стоял не обычный уголовник, из-за которого я оказался здесь, а авторитетный блатной, судя по всему, находящийся в бегах.
Уголовная романтика, которая была не чужда в юности моим ровесникам, обошла меня мимо. И хоть, не без удовольствия я пару раз перечитывал шедевр Марио Пьюзо “Крёстный отец”, каждый раз проникаясь огромным уважением к Дону Вито Корлеоне, уже тогда считал, что разница между итальянской мафией