весь зал, он подлетел ко мне и, протянув руку, протараторил:
– Здрась. Вы док?
Отвечать на такую фамильярность не хотелось. Я только собирался высказаться, окинув взглядом неряху, как за ним тяжелой, размеренной поступью вошёл Эрик. За его спиной выглядывала с опаской маленькая девочка в закрытом платье и с изящным алым бантом на голове.
– Вы…? – удивленно спросил я.
– Адриан Коулман. Я вам звонил, – всё так же протягивая руку, рассмеялся «пройдоха». – Это мой… – помявшись и менее уверенно, – мой муж, Эрик.
Потом, показав на все ещё прячущуюся девочку, он сказал: – А это наша мелочь Рина.
Девочка только смущенно улыбнулась и помахала мне рукой, вновь скрывшись за спиной взрослого. Она казалась на фоне высоких достаточно крепких родителей совсем крошечной и напомнила мне зверька галаго. Особенно с большими фиолетовыми глазами, маленьким носиком и бантом, один в один как огромные треугольные уши.
– Добрый день, – снова сухо поздоровался Эрик, сев в кресло и показав жестом, что это же стоит сделать и его партнеру.
Адриан на это театрально вздохнул, но все же последовал совету, расположившись рядом с супругом. Рина вначале тоже села рядом с родителями, но вскоре ее заинтересовала окружающая обстановка. Мы приступили к беседе, во время которой поначалу больше говорил Адриан, тараторя о всяких глупостях и ерунде. На контрасте это выглядело комично: заводной весельчак с улыбающимися всему миру, словно собачьими, глазами и мрачный флегматик, буравящий окружающих суровым взглядом. Вот уж точно – противоположности притягиваются.
А ещё я понял, что подразумевал Эрик, говоря, что они неофициально являются «розовой» семьей. Коулманы попросту не оформили отношения! Хорошо, что отчёт я не начал. Теперь я был волен написать в нём об обращении отца-одиночки. Тогда я благодарил Господа, что всё ещё существовал этический кодекс психолога и я мог сослаться на него, если кто-то попробует выискать что-то в моих документах. Да и отчёты часто оказывались простыми формальностями для архивов. Поэтому я вздохнул с облегчением: мне совсем не хотелось подставлять своих клиентов.
Дочь Коулманов Рина оказалась молчаливой, немного отстраненной девочкой. Она действительно выглядела подавленной и болезненной: закрывала лицо волосами, прятала взгляд, пусть только и первое время. Когда родители рассказывали о себе, Рина обособилась от нас, взрослых, усевшись поодаль на полу и обняв колени. Общаясь с Коулманами, я вспомнил первый визит Эрика. Мужчина казался суровым, властным человеком с тяжелым взглядом. Прямолинейным и холодным. Это впечатление дополняла и манера речи, ни на йоту не изменившаяся в присутствии семьи, и тот же строгий, даже чопорный стиль в одежде, и даже сухие, выверенные жесты, в которых почти не проскальзывало эмоций.
Единственное, что все же выделялось на этом фоне, – прическа, похожая на желтый одуванчик, да более-менее яркий галстук (пусть и сочетающийся с основным костюмом). Казалось, что Эрик – суровый, властный