быть понятой. В этой школе не оставалось совсем ничего. Никого. «Всеми правдами и неправдами я буду в ней. Я ХОЧУ! Учиться в той школе! Она одна такая на свете».
Ум, честь и совесть. Их игры
А пока… Они пришли. В тот же день. Припёрлись, заявились, притащились, ввалились, нагрянули, затесались, вломились – в её, в Анин, бассейн. Все три неразлучных: не Вера – Надежда – Любовь, а Максимовна – Томка – Ритка. При том что Танька, зараза, так и не пришла. И сразу от бассейна ничего не осталось.
Раздевалка, душ – всё открытое в бассейне. Ладно ещё, когда незнакомые девчонки. Все раздеваются, и Аня раздевается. Вообще, не привыкла она, да и не любила мыться на всеобщем обозрении. И смотреть, как другие моются, уж тоже. Как-то раз пришлось идти в городскую баню, воды горячей долго не было. Лучше уж ходить немытой. В этом месте происходит убийство эстетики. Ты бессилен перед законом: чем бесформеннее и безобразнее фактура, с тем большим удовольствием выставляют её напоказ.
«Вообще, непонятно, как люди обнажают своё тело. Делают его голым. Тем, кто лето и зиму ходят чуть ли ни в купальниках, конечно, легче. А тут… ты всё время как капуста в нескольких слоях тряпья, и вдруг ничего. Да просто в одежде намного спокойнее. Раз на тебе что-то надето, значит, ты существуешь. А без ремков – как будто совсем ничего, пустота. Из-за дурацкой этой тоньщины – будто выпилена из фанеры лобзиком. Ненастоящая».
Тем более при У. Ч. С. Им бы только пялиться, а потом ещё и обсуждать. Совсем не хотелось, чтобы кто-то обсуждал её груди в состоянии зародышей, особенно, чтобы эти… в лифчиках уже. Аня и предположить не могла, что они все уже такие… тёти. Нет, они всегда выглядели старше неё и относились соответственно – насмешливо-снисходительно. «Как же теперь Иван Царевич без красных сапожек? Взяла, разула парня».
А уж тут, где учителей нет, они дорвались. Тихо-спокойно разделись – каждая возле своего шкафчика? Ну да. Нагишом носились по всей раздевалке, так, что всё у них подпрыгивало, вот им-то это нравилось до опупения – быть голыми и визжать. Носились не просто, везде совали свой нос, под видом того, что первый раз они здесь. Чтобы потом шуточками тупыми обмениваться, ржать, хихикать, как стая обезьян.
Аня первой поспешила в душ, но и там были слышны гигиканья и разговоры. Разговорчики, лучше сказать. На тему мальчиков, их одноклассников. Такие разговорчики, что Аня поначалу-то и въехать не могла – что почём. Обсуждались их достоинства, не как учеников или там, товарищей, а те достоинства, которых нет у девочек. И хоть было это в форме предположений, но определённо, со знанием дела.
«Пока морально неустойчивые ходят на свидания с литературными героями…»
– Да чё там гадать, надо взять да и поднырнуть под него, – уже в душевых голос Максимовны. – Стянуть с него плавки, чё гадать-то?
Актив ржёт взахлёб.
– Я не умею нырять. Ты и поднырни, – от смеха еле выговорила Тамара.
В классе Тамара – серьёзный, рассудительный товарищ, как положено истинному комсоргу. И горделивый. Гордилась она своей должностью или ещё чем-то, но кое-кто из неблагонадёжных её даже побаивался.
Ясно,