и что случилось.
Помощь, однако, приехала скоро.
За семь месяцев, что Лизавета отлежала в больнице, Анна совсем извелась. Мальчишки так и старались улизнуть на улицу, кто-то из них потаскивал из карманов мелочь, кто-то покуривал.
Жили на одну зарплату, квартиру не обещали, мать лежала пластом.
Как-то осенью Соловьев сказал:
– Ты, Аня, напиши заявление на имя постройкома, попроси материальную помощь, а то твои соколики совсем пообносились.
Анна написала – и ей помогли. На полученную тысячу рублей она справила обновки для всех.
– Вот как! Тыщу дали! Бочком да валиком! – козыряла сестра перед братьями. – А я зимой-то еще напишу! – искренне радуясь, говорила она в больнице вяло улыбающейся матери.
Они только что пришли с ноябрьской демонстрации, которую неожиданно смазал первый снег: сразу стало холодно и сыро.
Ирина не замедлила разуться – и на кровать, ногами к радиатору. Анна собирала на стол, пошмыгивая носом, потирала озябшие руки.
– Гляжу на тебя, Анна, и удивляюсь. – Ирина нехотя листала хрестоматию по литературе для шестого класса. – И как ты можешь вот так – одна? Хотя бы какого-никакого присмотрела.
Анна усмехнулась-хмыкнула:
– Вон у меня мужичишко – хватит. Во-о-он он… сынулька-здоровулька. Те-те-те…
– Нет, я вполне серьезно – это же естественно.
– А мне не хочется, – сказала Анна и от своих же слов застыдилась.
– Вот я и удивляюсь… Слушай, я тебе о Гриневе прочитаю – про любовь.
– Оставь, я о нем уже сто раз читала.
Ирина лежала расслабленно, а взгляд ее шало блуждал по забитому хлопьями снега окну.
– Поднимайся пьянствовать! – желая встряхнуть подругу, предложила Анна.
– Вермут? Н-нет, у меня впереди коньяк. – Ирина отбросила хрестоматию в ноги и, легонько стукнув кулаком по стене, сказала-подумала: – Замуж, что ли, выйти?
– В чем же дело? Давай, на свадьбе погуляем!
– Одна помеха: хорошие не берут, за плохих – не хочу… То, знаешь, дурак, то забутыльник, а другой и ничего, да гол безнадежно – сам себя не прокормит. – Она усмехнулась. – Впрочем, как здесь говорят: каки сами, таки и сани.
– Да уж не рисуйся.
– А действительно, хочешь, выйду замуж?
– Это, во-первых, дело хозяйское. – Анна насторожилась. – И за кого же?
– Да есть тут один хмырик… тоже: ни рыба ни мясо. Да ты его должна знать. Ты ведь в Пестове работала. Так этот, директорши…
– Виктор? – невольно опередила Анна.
– Ну да, он. Заявился. Артист! Посмотришь – фигура! А что в этой фигуре?
Как потерянная, посреди комнаты стояла Анна, силилась улыбнуться, но лишь губы вздрагивали. Ирина прищурилась и, высвободив ноги из ребер радиатора, села в кровати.
– Какая же я дура, действительно дура, как здесь говорят, набитая… Гришка-то – Викторович, угу?
Анна в ответ кивнула, склонила голову и отвернулась.
– Ну,