Кавелье»! Потому что меня, во-первых, никуда бы не отпустили, а, во-вторых, мама советовала мне с мадам Кавелье не общаться.
Но ведь мадам Кавелье пригласила меня в гости раньше, чем мама произнесла свою просьбу. На уроках же спрашивают первого, кто поднял руку. Ну или меня, когда я совсем-совсем не знаю ответ. Так и здесь. Может, думала я, и не будет на том месте никакой дверцы. Тогда я расстроюсь, конечно, но зато сразу развернусь и пойду домой, и никто меня больше не заставит искать вход в канализацию.
На самом деле, впервые решиться на что-то легко – гораздо сложнее пойти на это еще раз, после провала.
Я стараюсь не повторять своих ошибок дважды.
Помнится, прошлым летом я впервые в своей жизни влюбилась. В смысле, по-настоящему. То есть, и раньше находились мальчики, которые мне нравились, но влюбляться – нет уж, спасибо.
А прошлым летом зацепило, да так, что мне начало казаться, будто вот он – тот, кого мне так не хватало. И я даже готова была изрисовывать сердечками свой личный дневник (а я веду личный дневник) и писать стихи – настолько непривычным было это чувство.
Да, пожалуй, история моей первой и последней на данный момент любви заслуживает быть рассказанной прямо сейчас. Она очень смешная, а потому грустная. Ну что в любви может быть хорошего, если она вызывает только жалкую усмешку?
Итак, во всем была виновата мисс Джонсон. Точнее, это я называю ее мисс Джонсон, в знак уважения. Для мамы она – Моника. А для всяких остальных людей, не относящихся к друзьям и близким, она Леона Луин – это псевдоним мисс Джонсон. Она писательница и, как говорит папа, весьма посредственная. Но у нас есть все шесть бумажных книг под авторством мисс Джонсон, причем с личными пожеланиями автора. Хотя я не видела, чтобы мама их читала. Помнится, в один из тех редких моментов, когда мамы дома не оказалось, я взяла одну из книг и пролистала несколько первых глав. Но не нашла ничего интересного – главная героиня пыталась размышлять о любви, а я на момент прочтения этих глав ещё не представляла, что такое любовь.
На самом деле, мисс Джонсон, ну или, так и быть, Моника, очень милая.
У мисс Джонсон копна темно-рыжих кудрей, достигающих середины шеи, много очков – едва ли не каждый раз я вижу ее в новых, но они всегда классные. Мисс Джонсон носит чудесные объемные свитера, мягкие-мягкие, и кеды с разноцветными шнурками. Зато у мисс Джонсон до сих пор нет ни мужа, ни детей. Как говорит сама Моника, она слишком творческий человек для всяких бытовых проблем. Есть люди-искусство, сказала когда-то она, а есть люди-обыденность. Когда я спросила, к каким отношусь я, мисс Джонсон заметила серьезно, что выбирать это предстоит мне самой.
Конечно, мне хотелось быть человеком-искусством, но Монике я в этом так и не призналась. Да и случился этот разговор давно – года три назад, я в те времена была ещё с волосами до лопаток и совсем скромным характером. Зато Моника с тех пор совсем не поменялась.
Я опять отвлеклась, но вообще-то я хотела сказать, что прошлым летом мисс Джонсон приехала в наш город, чтобы целый месяц прожить у старшей сестры, работая