я определенно точно пропала, уже намного позже осознав, что за таким красивым мальчиком, как Бреннан, обязательно должна бегать толпа не менее красивых девочек.
Пока мама и обе мисс Джонсон вели свои взрослые разговоры, Бреннан не давал мне заскучать ни на минуту, развлекая беседами и рассказами. За одну встречу я узнала, в какой школе он учится и какие учителя несправедливо занижают ему оценки, на каких морях он побывал и на каком чуть не утонул (на Черном), и как он однажды приволок домой котенка, найденного в какой-то неведомой глуши. Рассказав о последнем эпизоде, он выглянул в коридор и произнес:
– Пуси-пуси, Теодор, иди же сюда…
И Теодор пришел. Он был полосатый: белый-белый, как блики на воде, и черный, как перезревший на солнце виноград (а я, как на четверть итальянка, разбираюсь в винограде). А ещё огромный – как только я не заметила его прежде? И тяжелый настолько, что я еле умудрилась его поднять. А мурчал так, что было слышно, кажется, в соседней квартире.
Оставшуюся часть вечера мы просидели втроем.
Бреннан был превосходным рассказчиком, а я, без лишней скромности, неплохим слушателем, и тот жаркий летний вечер до сих пор, пожалуй, один из лучших вечеров в моей жизни. Несмотря ни на что. Он ведь случился тогда, когда в Бреннане я ещё не разочаровалась, так зачем теперь пытаться окрасить в черные краски событие, которое действительно делало меня счастливой?
Вернулись мы домой уже поздно, к ночи. Мама сразу отправилась к себе в кабинет, заканчивать статью, по которой горели сроки – что-то из астрологии. А я пришла к себе и, вместо того чтобы лечь спать или включить какой-нибудь сериал, открыла тот самый свой личный дневник.
И принялась рисовать сердечки. Если бы умела писать стихи, ещё и стих бы написала – «в честь твою», как говорили в какой-то книжке. Но у меня с поэзией вполне определенные трудности. Меня литературным талантом распределительная машина обделила.
Ходила я после той поездки, как дурочка, целых двое суток. А потом мама спросила, поеду ли я вместе с ней к Джонсонам ещё раз («Кажется, ты неплохо общалась с сыном Холли»). Я согласилась, едва дослушав. Может быть, даже слишком активно. Мама наверняка что-то заподозрила. А когда я надела летнее платье, голубое и нежное, которое так нравилось маме, но не нравилось мне (сидело оно и в самом деле неплохо, но делало меня совсем девчонкой), мама так вообще начала на меня коситься. Но ничего не сказала.
А после, в общем-то, все пошло наперекосяк.
К Джонсонам мы приехали, вот только Бреннана там не было. Как сообщила Холли, он пару часов назад ушел гулять, но должен вернуться в самом ближайшем времени. Тем более, что она ему позвонила. И я расселась в гостиной, прежде вызвав Теодора из коридора. Принялась ждать.
Вот только Бреннан не спешил появляться.
В итоге я не выдержала, подхватила Теодора на руки и потащилась вместе с ним к окну (еле дошла, кряхтя, как старушка). Усадив кота на подоконник – пришлось подвинуть фикус в широком горшке, – я прилипла лбом к стеклу и стала высматривать того, кто не давал мне спать по ночам, заставляя страдать