выживет ли Рим или падет. Что ж ты этого не пишешь, а? Об этом в твоей книге нет ни строчки. Если ты не переменил своего мнения о моей женитьбе на Клотильде, я, пожалуй, заберу «Liber Rufinorum» с собой. Что скажешь?
– Решив что-либо, настоящий римлянин своей позиции не меняет.
– Ничего более напыщенного и глупого никогда не слышал! – в сердцах воскликнул Тит. Он отдавал себе полный отчет в том, что лишь расширяет разверзнувшуюся между ним и отцом бездну, но ничего не мог с собой поделать. – Что ж, у меня есть для тебя еще одна новость, которая вряд ли тебе понравится. Хотел сообщить ее в более спокойной обстановке, да уж какие тут теперь любезности! Я решил стать христианином.
Повисла мертвая тишина. Когда же Гай поднялся на ноги и заговорил, голос его не выражал никаких эмоций:
– Уходи. И не забудь свою германскую шлюшку. Ты мне больше не сын.
После того как разорвались – окончательно и безвозвратно – узы, связывавшие его с родным домом и семьей, в душе Тита поселились печаль и чувство невосполнимой утраты. Вместе с тем теперь он чувствовал себя свободным. Тит Валерий Руфин понимал, что, как и Юлий Цезарь пятьсот лет назад, он перешел свой Рубикон и обратно дороги нет. Интуитивно знал он и то, какими будут его следующие шаги. Первым делом он отошлет Клотильду к ее народу и займется урегулированием вопросов, связанных с собственным крещением и их женитьбой. (Возможно, придется преодолеть некие племенные препятствия, но уж точно – не религиозного толка; в отличие от большинства его знакомых-германцев, считавших себя арианами, Клотильда была убежденной католичкой.) Затем он попытается – так или иначе – поступить на службу к Аэцию, чья политика интеграции германских племен в структуру империи кажется ему лучшим – а возможно, и единственным – путем, по которому Рим сможет двигаться вперед. «Точно, именно так я и поступлю», – решил Тит и почувствовал, как, вперемешку с облегчением, его охватило волнение. Выбор был сделан.
Глава 2
Да здравствует Валентиниан, Август Запада!
Флавий Плацидий Валентиниан, Император Западной Римской империи – под третьим из своих имен он и примерил пурпурную мантию, – сын Императрицы-Матери Галлы Плацидии, Благороднейший из Живущих, Консул, Защитник Никейской Доктрины и т.д. и т.п., умирал со скуки. Чуть ранее ему удалось ускользнуть от литератора-грека (чего не сделаешь во избежание очередного урока истории, посвященного Пуническим войнам!), и теперь, спрятавшись в одном из наиболее укромных уголков дворцового сада, Валентиниан сидел у края небольшого озера и ловил лягушек-быков – сегодня их у него набралось уже шесть штук. Особенно нравилось ему надувать лягушек через соломинку и наблюдать за тем, как они лопаются. Лягушки раздувались, словно пузыри, а перед тем, как взорваться, мигали своими выпученными глазами. В этот момент Валентиниан ощущал себя сильным и могущественным – непередаваемое чувство! С нетерпением