не придавал важности датам. Я даже не помню, чтобы он отмечал свой день рождения. Его реальность словно не подчинялась общему порядку и была соткана из отдельных пространственно-временных лоскутков. Он создавал ее с нуля из обрывков различного рода происшествий и рассуждений, случайно где-то увиденных и подслушанных, из мучений и испытаний собственной жизни, из несогласия с миром, из случайных, беглых или внимательных взглядов. Его жизнь напоминала порой серию короткометражных фильмов, не объединенных даже общей тематикой, где каждый фрагмент был словно самостоятельным произведением искусства.
Если придерживаться логического повествования, то, пожалуй, нужно начать рассказ о друге капитана Моррисона, который оказался причастен к его переезду в Париж. Высокий крупный мужчина с бесконечно добрыми глазами появился однажды на пороге ресторана Бернардо. Эмануэле имел итальянские корни, но родился на юге Франции, куда эмигрировали его родители, будучи совсем юными. Он воспитывался на пересечении двух культур, но мне всегда казалось, что он был самым настоящим итальянцем, несмотря на классическое французское образование. Эмануэле был физиком-теоретиком, которого часто приглашали читать лекции в самые разные уголки планеты, и который, согласно его собственным словам, не проработал ни дня в своей жизни. Он занимался тем, что поистине любил, поэтому радостное состояние души практически никогда не покидало его. Будь Моррисон верующим человеком, то подумал бы, что сам Бог отправил Эмануэле в ресторан к Бернардо в тот момент, когда он допивал второй бокал белого вина. Но Моррисон поблагодарил за эту встречу случай и своего друга Бернардо, который подарил ему итальянскую жизнь.
У них быстро завязался разговор. Эмануэле, как и Моррисон, был путешественником по своему характеру. Ему было сложно долго оставаться на одном месте, и это касалось не только стран и городов. Моррисон как-то сказал, что Эмануэле напоминает ему джазовую музыку: жизнь физика была наполнена спонтанностью и импровизацией. Она напоминала огромный поток событий, эмоций, лиц, которые бесконечно менялись. Менялись и его музыкальные предпочтения, любимые фильмы, блюда, и даже его собственная прическа редко оставалась неизменной больше одного года. Но, как и в джазе, в жизни Эмануэле были осевые составляющие. Он безгранично любил свою семью во всех ее проявлениях: ему нравилось смотреть, как спорят его мать и младшая сестра, как заботливо отец накрывает на стол во время семейных праздников, как все принаряжаются на Рождество и обнимаются при встречах и прощаниях. Хотя, прощания он не любил, потому что они были слишком частыми. Физику он любил иначе: она словно подпитывала его и служила топливом его энергичности. Была и третья любовь у Эмануэле: любовь к любви, к страсти и к чувствам. Еще он очень любил живопись и фотографию. Путешествуя по миру, он посещал все выставки, на которые мог попасть. Получалось, что лишь семья была для него константой места, все остальное, что он любил и без чего не мог жить, он находил повсюду.