Хорькове, все нити в его руках, все политические хитросплетения – плод работы его гениальной головы. Однако откровенно врать замглавы Администрации не привык. Это было ниже его достоинства, его репутации изощренного интеллектуала. Поэтому он молчал. Молчал и мило, хитровато улыбался.
Убеждать его было не надо. Он и сам понимал, чем чревата кем-то раскручиваемая авантюра. Конечно, для Сучина она несравненно более опасна, нежели для него – хитроумного хорька – хороший псевдоним придумал он когда-то, – но, всё же… Знать бы, где упадешь… Однако более всего его раздражала собственная беспомощность: как он мог прошляпить?! Ведь сразу сделал стойку на ничтожную информацию из Уральского округа. «Княжна Тараканова»! И собирался запустить машину сбора информации, чтобы по возможности использовать ситуацию, а если надо, её игроков дискредитировать или убрать. Так нет. Завязался с этим гребаным фильмом – режиссер С. решил поставить многосерийную теле-интернет-сагу по его – Хорькова – раннему роману. Завелся, идиот, тщеславие взыграло… Упустил инициативу… Теперь вот расхлебывай.
Сучин говорил, говорил, и Хорьков с ним соглашался и… не соглашался, хотя озабоченно кивал, постукивая пальцами по столу.
– Конечно, все эти СМИ и, особенно, Паутина невыносимы. СМИ можно было зацементировать, как вы и настаивали, но разве было бы лучше?…Нельзя загонять в угол. Отняв отдушину, мы в разы бы увеличили пользователей Паутины, а там цемент бесполезен… Всех не посадишь… Мы не Америка, Китай или Европа, там на каждого жителя по два компа. А у нас ещё многие слушают «Голос Столицы» и ТВ смотрят…
– Вот именно, о чем я и говорю, – в «Голосе Столицы» об этом ни слова.
– Потому что – самоцензура, – Всеволод Асламекович растянул улыбку, с искренним удовлетворением вытянул спину, опираясь на спинку кресла и, наконец, позволил себе отхлебнуть глоток коньяка. – А для наших либеральщиков этот «Голос» – свет в окошке, слушают, цитируют и считают рупором свободы и демократии. Если бы мы прикрыли радиостанцию, все бы слились в Паутину. Прикрыть легко, научить же думать, что говоришь, приручить, не принуждая, прислуживать, оставив ощущение свободомыслия, предварительно напугав или прикормив, – вот это труднее. Посему в «Голосе» об Евдокуше и её бреднях…
– А если не бредни?
– …Об Евдокуше и её бреднях ни слова. Чуют, что вступают на минное поле.
– Вот! Это истинно. А мины то-кто расставил, Сева-джан? – (Ну ты, козел, ответишь мне за этих «джанов», блядь буду!)
– Дорогой Игорь Петрович, а если это не мины? Давайте думать.
– Что здесь думать! Или ты знаешь, кто этот «Z», и этот человек из нашей команды, – один разговор, хотя и в этом случае бабка надвое сказала.
– Далась вам эта бабка!
– Да я не о ней. Любой новый человек на вершине системы – это риск: даже вываренный в семи солях может взбрыкнуть.
– В том-то и дело, что любой, кто хоть каплю соображает (это тебе, сука!) понимает, что сидеть на верху