не скоро увидите отца. Рус, надень на неё наручники. Кляпа у нас случайно нет? А то здесь как-то шумно.
Ещё одна пробирка окрасилась в розовый. Щекастый подошёл, рывком завёл руки за спину и застегнул наручники. Щёлк.
– Я так понимаю, я должна молчать и не отсвечивать, а на все ваши вопросы отвечать «да, сэр, нет, сэр», — К горлу подступал гнев.
– Вы всё правильно поняли. И желательно не шутить, а то кляп мы всё-таки найдём, – мягко сказал Рус. Спасибо, что не на ухо, как он любит. – Можете собрать вещи в чемодан, Вероника Аркадьевна. Не торопитесь. Вас никто не прогоняет.
– У меня наручники.
– Привыкай, – процедил сквозь зубы щекастый.
– Ладно, Сань, дай я сниму их, пусть складывает чемодан.
Надсмотрщики оставили меня наедине с женщиной и вышли из комнаты. Нашивка на рубашке гласила, что Оксана – сотрудник таможни. Тёмные волнистые волосы, зелёные глаза, тонкие черты немного осунувшегося лица – есть такие образы, которые навсегда врезаются в память. Никогда её не забуду.
– Как вас зовут? – спросила я, чтобы начать разговор.
– Оксана.
– Оксана, что со мной будет, что происходит, вы можете мне объяснить?
– Нет.
– Вы же женщина, как и я, – я обратилась к самым примитивным доводам.
– Ну и что? Я не такая же, закон не нарушала.
– А на каком основании вы решили, что я преступница?
Оксана отвела глаза, я проследила за взглядом, он остановился на столе. Я сделала шаг в сторону – там лежала груда бумаг с печатью Интерпола и моими данными: фамилия, имя, дата рождения. Слово «Wanted» – разыскивается. Какой ужас, какой Интерпол? Что происходит, при чём здесь я – это же бред! Я что, попала в какое-то кино?
Дверь открылась, в комнату вошли ещё две женщины.
– Раздевайся, – приказала одна из них.
– В смысле?
– Снимай с себя одежду, мы должны тебя осмотреть.
– Зачем?
– Ты хочешь когда-нибудь увидеть родителей? А дочь? Если да, не разговаривай, а снимай одежду.
От ужаса внутри всё похолодело, а снаружи я покрылась липким, противным потом. Если не будешь выполнять то, что они говорят, они обязательно доберутся до дочери, – сообщил мне мой голос то, что заставляло цепенеть от страха. Пришлось подчиниться.
– Снимай всё.
– Трусы тоже? У меня месячные.
– Мы переживём.
Господи, пожалуйста, сейчас я закрою глаза, открою, а это сон. Пожалуйста.
– Выверни трусы, чтобы мы видели. Повернись спиной. Не дёргайся.
– Моё унижение стало для вас поводом мне «тыкать», я правильно понимаю?
– Заткнись. Понимать – не твоя забота.
Женщина ощупала голову. Шею. Спину. Грудь. Бёдра. Рука дотронулась до лобка. Промежности.
– Не дёргайся. Фу, кровь везде. Вытрись салфеткой и одевайся.
– Извините, но я могу хотя бы сменить бельё,