колотиться, уже даже такое усилие принимая за почти непосильный труд.
Наконец, едва удается выпрямить спину, дрожащая рука тут же тянется к голове. Закопав пальцы в волосы, легко удается достать едва ли ни целый клок волос, из которого нетрудно скатать плотный, маленький шарик, израненный просветами.
Волосы так легко остаются на пальцах, словно они и так уже сами по себе начали выпадать то ли от жажды, то ли от всех этих жутких мучений и нервов. Только мысли не обращают на это ни капли внимания. Да отвались сейчас с головы ухо, кажется, взгляд бы задержался на нем на миг, а затем продолжил бы таращиться на реку, внимательно наблюдая за тем, как проходит эксперимент.
Комок спутанных волос тут же отправляется в реку. Он падает на неровную, волнистую поверхность, но не уплывает, не уносится вдаль по течению, а вместо этого с шипящим звуком растворяется в мгновение ока, испускает маленькое облачко белого пара и исчезает, забрав с собой надежду на спасение.
От горя впервые в жизни грудь пронзает острой болью. Даже биения сердца не чувствуется. Рот открывается, но не получается вздохнуть, лицо стягивает, веки накрывают глаза против воли ума, да и сам ум постепенно утопает в тягостном осознании самой жуткой утраты, утраты последней надежды, теплившейся в сердце слабой искрой жизни.
Лицо корчится и сжимается, глаза начинает жечь, а сухость в носу и в глотке обращается невыносимой болью, хотя вздохнуть до сих пор не получается. Сейчас из глаз должны ручьем ударить слезы, должны прошибить таким фонтаном, что им придется вытянуть из организма последние капли жидкости. Глаза даже начинают болеть, вопреки желаниям, старательно пытаясь выдавить хоть каплю жидкости… но даже этого не выходит.
Да и нет в уме никаких желаний. Нет никакого ума, нет никакого сознания, есть только эта жгучая боль в глазах, из которых пытаются рваться слезы, но у организма просто не хватает сил, чтобы им позволить. Даже поломанная нога, лежащая неудобно оттого, что приходится стоять на коленях, сейчас не пытается отвлекать болью.
Даже и ругаться не хочется. Кислота. Он кислоту, говорил палач, не выдерживает. Только ее. Кислоту, которая на этой чертовой планете течет реками, окрашивая камни в необычный цвет, которая поднимается из земли в древесных жилах, которая наполняет растения соком. Только ее армейский комбинезон не выдерживает.
Больше ни единой мысли. Все кончено. Точка. Нет здесь никаких лазерных тараканов, их и не нужно. Кто бы ни оказался на этой планете, он не проживет и неделю, потому что раньше умрет от жажды.
И вдруг, в стороне раздается шорох. Если бы только бы к этому моменту все силы не исчерпались, если бы их хватило просто на то, чтобы разрыдаться, то смерть пришла бы уже скоро. Не смог бы тогда слух уловить этот шелест, доносящийся со стороны высокого кустарника за границей леса, да и еще раньше плачь отчаявшегося инопланетянина спугнул бы небольшого жителя