шалят. Да, положь ужо топор, мусье, енто ж Кузьма, барин наш.
Во всей этой суете я не увидел маму и Элиз.
– Отец, а как мама, где Элиз?
Вдруг воцарилась тишина. Все будто восковые куклы замерли в разных позах. Отец сник, опустил глаза, спрятал суетливые руки.
– Отец, где мама, где Элиз, что случилось?
Нюра запричитала, начала вытирать рукавом нос, полезла в печь, начала собирать на стол.
– Сынок, сядь, – отец собрался с мыслями, – у нас случилось горе. Помнишь, я писал тебе, что мама приболела?
– Конечно, помню.
– Так вот, я врач, но природу хворобы распознать не смог. Два месяца мама болела, я помогал ей, чем мог, но вылечить не смог. Она умерла.
Мир перевернулся для меня:
– Она мучилась?
– Да, но недолго. Господь забрал её быстро.
– Когда это случилось?
– Скоро сороковины.
– А как Павлик, он знает?
– Знает, мы сказали ему, что Господу на небе нужны хорошие люди, поэтому он забрал нашу маму.
– И что, он поверил?
– Поверил, только возмущался, что нам тоже нужны хорошие люди, почему Господь у нас маму не попросил, а забрал Сам?
– Покушай, сынок, давай молочка налью. Картошечки погреть? Огурчик возьми. Вона хлеба краюшка, ломай, – суетилась Нюра.
– Мама, бедная мамочка! Я даже не успел с ней попрощаться, она не благословила меня на брак с Элиз. Кстати, где Элиз?
– Я здесь.
Только теперь я заметил, что в помещении появилась еще одна фигура. Она тихо стояла в неосвещенном углу. Нюра суетилась у стола, отец стоял лицом к окну, мсье держал топор за древко и не знал, куда его деть. Боль потери сменилась тёплой волной. Я кинулся в темноту, где едва проявлялся белый силуэт. Знакомый запах молока, меда и чего-то неуловимого указывали путь, но вдруг в нос ударил какой-то новый незнакомый запах, стало тревожно, в голове проскочила неприятная мысль:
– Элиз, любимая, как же я соскучился!
– Я тоже рада, что ты вернулся. Мы очень тебя ждали.
Я взял её за руку, хотел вывести из темноты ближе к свету, хотелось рассмотреть её лицо, вспомнить дорогие черты, но что-то чужое было в ней. Элиз отстранилась, обошла вокруг стола, обняла меня сзади, поцеловала в макушку. Я растерялся. Я совершенно не ожидал такой встречи. Нюра опять засуетилась у стола, в сотый раз уже переставляя посуду. Я вдруг почувствовал смертельную усталость.
– Спасибо, Нюра, я вот молочка попью – и спать. Я сутки с коня не слезал, просто с ног валюсь.
– И вправду, утро вечера мудренее, ночь на дворе. Пойду, постелю тебе, сынок, а ты приходи.
Нюра скоро вышла, за ней засеменил мсье. В комнате остались мы втроём: я, Элиз и отец. Мы молча сидели за столом. Догорала свеча. Пауза затягивалась. Я не знал, что происходит, но чувствовал себя немного странно в своём родном доме. Первым тишину нарушил отец:
– Сынок, мы очень тебя ждали. Даже Павлик пытался писать тебе письма, правда, без адреса. А маму, извини, не