хотя это же так логично и естественно, – что такой картиной может быть картина мира. И вот теперь, глядя на удивительный, невероятный, но вместе с тем и такой естественный новый мир, был… счастлив. Те геометрические линии, из которых строилось мое восприятие внутреннего дворика: дорожек, газонов, кирпичной стены и прочего, – словно изменились в перспективе и стали очертаниями совершенно другого ландшафта.
Мы со Створкиным стояли на возвышении. Перед нами открывалась далекая и захватывающая панорама. Местность уступами спускалась в долину, где были видны многочисленные озера в обрамлении невысоких разноцветных гор. И там был город. Со множеством башен и шпилей, устремленных в небо. С белыми домами и яркими цветными крышами. Красивый город, самый удивительный из тех, что я видел и мог представить. Я знал, что этот город и это место называются Корнуэллом.
В этом слове, которое всплыло в моей памяти, в том правильном его произношении не имелось никакого языкового узнавания. Название это было каким-то своим, глубоким и оригинальным. И очень живым.
Землю покрывал ковер из огромных желтых цветов. Они действительно походили на одуванчики, только казались намного крупнее, и… все здесь было раз в десять более живым. Это трудно описать словами, но словно все вокруг наконец-то обрело свой истинный вид, стало настоящим.
Я шевельнулся и сделал небольшой шаг вперед. Мне захотелось почувствовать себя здесь, ощутить себя частью этого мира, а не просто сторонним наблюдателем. И вмиг – точно так же, как вместо молодой женщины на бумаге замечаешь что-то иное, а предыдущий образ пропадает, – картина изменилась. Я видел перед собой только знакомую стену во внутреннем дворике особняка Створкина и его самого позади меня.
Я моментально отступил назад, инстинктивно пытаясь вернуть все обратно, но ничего не изменилось. Реальность осталась прежней. Было странное ощущение, впрочем, быстро прошедшее, что реальность эта, мой привычный мир, есть лишь бледная копия чего-то другого, более правильного, более гармоничного, более прекрасного и живого. Я беспомощно повернулся к Створкину, и на моем лице он прочитал, я думаю, все мои чувства.
– Говорят, когда в Корнуэлле облетают одуванчики, у нас здесь идет снег, – мягко сказал Створкин. Помолчал, глядя на меня, и продолжил: – Пойдемте, молодой человек, на первый раз достаточно.
И было нечто столь убедительное в этой его последней фразе, что я повиновался безо всякого сопротивления. Мы вернулись обратно в дом, и я почувствовал, что очень устал. События последних дней и ночи, сегодняшние переживания отняли у меня все мои силы.
– Уже поздно, давайте-ка я уложу вас спать, – сказал Створкин, открывая дверь в одну из комнат. В комнате обнаружилась застеленная кровать с небольшим столиком.
– Поздно? – пролепетал я, еле находя в себе силы хотя бы разуться.
– Отдыхайте. Вам это нужно сейчас. А вот вопросы могут и подождать, – настойчиво перебил меня Створкин и вышел, оставив меня одного.
8
Утром