при этом потрясающе. Холодный северный тип Инги, породой удавшейся в прибалтийскую бабушку, предполагал сдержанные тона и изящные фасоны, и даже в отпуске она не изменяла своей привычке. Этот стиль нравился ей, однако иногда она позволяла себе покупку глубоко сувенирной майки, которая развалится после третьей стирки, но в которой можно щеголять на участке в Савельеве – и никто не осудит.
Если бы Макс ее в таком увидел, он бы свой паркер проглотил.
Босс честно выполнил свою часть договоренности: ровно через восемь минут закрыл ноутбук, открыл чемодан, сменил рубашку на белую футболку и льняной пиджак и сказал, что готов. Инга его не пинала: хорошо хоть, запонки снял. Перед отъездом она составила для Максима специальный список одежды, кое-что Амлинский позволил ей купить, дабы не выделяться среди туристов. То, в чем обычно рассекал Макс, для поездки такого рода не годилось. В Европе все по-другому, а в Москве по одежке судят в первую очередь, и Макс чудесно знал правила игры. В общем-то, только их он и знал в совершенстве, во что одевался весь остальной мир, его не интересовало. Когда он выезжал за границу, то брал с собой одни костюмы, когда ездил по России – другие. Но все это было отменного качества, превосходного дизайна, и эти дорогие вещи никак нельзя было принять за купленные в магазинах среднего класса, никак и никогда. Инга отчетливо видела разницу.
Ей не было смешно ни минуты, когда дело касалось поведения Макса. Может быть, потому, что он не вел себя забавно, не рисовался, не капризничал, на самом-то деле. Макс не походил на ребенка – он был убийственно, по-взрослому серьезен всегда. Его недовольство – раздражение при столкновении с неприятным, его понимание жизни – единственно правильное, и никак иначе. Так полагал он сам и виртуозно убеждал в этом всех окружающих. Даже Ингу едва не убедил.
Хотелось на волю, гулять и есть. Есть даже больше. Инга еще раньше решила, что Макса следует загружать впечатлениями постепенно, и заранее выбрала место, где можно будет посидеть вечером.
3
Государю нет необходимости обладать всеми добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими.
Они вышли на улицу, полную чужих запахов и звуков; сигналили машины, ходили люди, и Макс поинтересовался:
– Возьмем такси?
– Нет, пройдемся так. Здесь совсем недалеко до площади Республики, а там есть ресторан, который тебе понравится.
– Хм. – Он не стал спорить, подставил локоть, и Инга положила свою ладонь на его руку.
Они неторопливо пошли в указанном ею направлении – обычная пара, которых кругом пруд пруди. Вечерний Рим пах щемяще и уже знакомо: остывающей брусчаткой, готовящейся едой, пылью. Район вокруг Термини заполняли в основном здания, переделанные под отели, и Макс заинтересовался вдруг, рассматривал фасады, приостанавливался, заглядывая в лобби. Инга его не торопила. Он художник, пускай своеобразный, но художник – она и рассчитывала, что боссу станет интересно.
– Cognosce stilum curiae romanae[3], – сказал наконец Макс. Иногда он говорил фразы