уж отец-то наверняка будет.
– Когда папа возвращается? – спрашиваю я. До меня вдруг доходит, что его нет уже довольно-таки долго. Он всегда много ездит по работе: устанавливает правительственные компьютеры по всей стране. Но обычно хотя бы пару дней в неделю дома бывает.
– Возможно, какое-то время мы его еще не увидим.
– Почему? – спрашиваю я, стараясь скрыть облегчение, которое испытываю в душе.
Мама встает, моет наши чашки.
– Ты выглядишь уставшей, Кайла. Почему бы тебе не вздремнуть перед ужином?
Разговор окончен.
Ночью меня осаждают путаные сны: не то я бегу, гонюсь за кем-то, не то за мной кто-то гонится. Проснувшись, должно быть, раз уже в десятый, я ударяю кулаком по подушке и тяжело вздыхаю. Потом вдруг настораживаюсь, когда до моего слуха доносится какой-то тихий звук – хруст, – идущий снаружи. Быть может, в этот раз я наконец-то проснулась уже не из-за сна?
Прокравшись к окну, я осторожно отодвигаю занавеску. Поднявшийся к ночи ветер гоняет по саду листья. Деревья как-то разом стали казаться голыми после вчерашней бури. Оранжево-красные всполохи мелькают в воздухе, кружат вокруг припарковавшейся у дома темной машины.
Дверца машины открывается, из нее выходит женщина. Длинные волнистые волосы падают на лицо. Я охаю. Неужели это возможно?
Закрывая дверцу, она отбрасывает волосы рукой, и я окончательно убеждаюсь: это миссис Никс, мама Бена.
Я с силой стискиваю край подоконника. Зачем она приехала?
Сердце молотом стучит в груди от вспышки безумной надежды: быть может, у нее есть новости о Бене! Но надежда тут же бесследно тает, когда я вижу в лунном свете ее лицо – бледное, изможденное. Если у нее и есть какие новости, они отнюдь не радостные. Я слышу, как под ногами ее хрустит гравий, потом раздается тихий стук в переднюю дверь.
Возможно, она пришла узнать, что случилось с Беном, что такого я сделала. А может, собирается рассказать маме, что я была там перед тем, как его забрали лордеры. Воспоминания болезненной вспышкой ослепляют мозг: Бен в агонии, стук в дверь, когда неожиданно вернулась его мама. Я сказала ей, что нашла его с уже сорванным «Лево» и…
Стук в дверь. Ей пришлось отпереть дверь, чтобы войти. Я сказала ей, что обнаружила его уже таким, но она не могла не понять, что я соврала. Иначе как бы дверь оказалась запертой, когда она пришла?
Ей открывают, и до меня доносится невнятное бормотание.
Мне нужно знать.
Я на цыпочках крадусь по комнате, выхожу на лестницу, потом как можно тише, по одному шажку, начинаю спускаться. Прислушиваюсь.
Слышен тихий свист чайника, приглушенные голоса на кухне. Еще шажок, еще.
Что-то касается моей ноги, и я вздрагиваю, едва не вскрикиваю, пока до меня не доходит, что это Себастиан. Он трется о ноги, мурлычет.
«Пожалуйста, тише», – мысленно молю я. Наклоняюсь, чтобы почесать его за ушами, но при этом ударяюсь локтем о высокий стол.
Замираю, затаив дыхание. Шаги приближаются! Ныряю в темный кабинет напротив.
– Это