багажник. Вынимает коробку и несет ее в дом. Снова выходит, замечает, что я смотрю, и машет рукой. Я машу в ответ. Кайла не стала бы. Она, вероятно, смутилась бы и покраснела, но Рейн – девушка смелая.
Он достает еще одну коробку, по другую сторону машины изображает, будто спускается по воображаемому эскалатору, и оглядывается, – смотрю ли я. Я закатываю глаза. Он продолжает проделывать разные другие фокусы, а я запихиваю листья в мешок, везу на тележке на задний двор и захожу в дом.
– Спасибо, что убрала листья, – говорит мама. – А то уже замусорили весь двор.
– Не за что. Мне хотелось что-нибудь поделать.
– Чем-то заняться?
Я киваю, потом напоминаю себе немного сбавить обороты, не то слишком частая смена настроений вынудит ее отвезти меня в больницу на проверку. Эта мысль не на шутку тревожит меня, и улыбка сползает с лица.
Мама кладет руку мне на плечо, легонько стискивает.
– Будем обедать, как только…
Дверь открывается.
– Я дома! – вопит Эми.
Минут через пять мы уже сидим за столом и слушаем подробный отчет о ее первом дне в качестве помощницы врача в хирургическом отделении. И, как выясняется, работа там – поразительный источник местных сплетен. Вскоре мы узнаём, кто ждет ребенка, кто свалился с лестницы, перебрав виски, что нового парня через дорогу зовут Кэмерон, что он приехал с севера и по неизвестным пока причинам будет жить со своими дядей и тетей.
– Мне там безумно нравится. Жду не дождусь, когда стану медсестрой, – говорит Эми, наверное, уже в десятый раз.
– А ты видела какие-нибудь серьезные заболевания? – поддевает ее мама.
– Или увечья? – добавляю я.
– О, кстати. Вы ни за что не догадаетесь…
– О чем? – спрашиваю я.
– Это случилось утром, поэтому сама я не видела, но слышала об этом все-все.
– Ну, так расскажи нам, – просит мама.
– Какого-то мужчину доставили в больницу с ужасными ранениями.
– Бог ты мой! – охает мама. – И что с ним стряслось?
А меня начинает охватывать дурное предчувствие. Тревога змеей вползает в душу.
– Никто не знает. Его нашли в лесу на конце деревни, избитого до полусмерти. Черепно-мозговые травмы и переохлаждение, пролежал там, по-видимому, не один день. Просто чудо, что он еще жив.
– Он сказал, кто это сделал? – спрашиваю я, изо всех сил стараясь унять бешено колотящееся сердце и выглядеть безучастной.
– Нет и, может, никогда не скажет. Когда его к нам доставили, он был уже в коме.
– Кто же он? – спрашивает мама, но я и без Эми знаю ответ.
– Уэйн Бест, ну, тот противный строитель, который делал кирпичные стены между участками.
Мама просит нас держаться подальше от леса и проселочных троп. Она беспокоится, что где-то в округе бродит маньяк.
Но этот маньяк – я.
– Можно, я пойду к себе? – спрашиваю я, внезапно почувствовав дурноту.
Мама поворачивается ко мне.
– Что-то ты побледнела. –