этот человек владел названными языками. Указанная мною цифра превосходит практику других великих писателей Англии, и не только этой страны. Источники произведений Шекспира разнообразны. Один исследователь изложил их в восьми томах своего многолетнего труда. При этом большинство из них в то время ещё не были переведены на английский язык. Значит, Шекспир их изучал в оригинале. Таким образом, перед нами встает человек энциклопедических знаний.
В одном из тайных своих трудов, прячась за маской какого-то несчастного комедианта, он описал Италию так и таким языком, в смысле литературного стиля, образности, точности воспроизведения и оценки природы, объектов, жизни людей, их культуры, что сегодняшние повествования меркнут перед его трудом. Ничего подобного в мире не создавалось и нет по сию пору, то есть моего времени. Его называют Великим Бардом, Титаном слова, наконец, он – Великий Логодедал. Так назвал его Гилилов. Звезда Шекспира ярче всех сияет в небесной сфере; она освещает весь земной шар и так будет всегда».
Нортон остановился, ибо увлекся и уже не видел лица Рэтленда, но, взглянув на сидящую рядом фигуру, в свою очередь замер: взгляд графа «ушел» в даль, лицо было сосредоточено и как бы сжато, оно даже застыло; внутри этого человека стояли рыдания, что стало понятно Нортону. Опомнившись через минуту, граф попросил продолжить рассказ.
– Видите ли, Роджер, – сказал Александр Генрихович, – я немного старше вас и у меня есть опыт психологической работы с людьми. Если я буду говорить дальше на эту тему, то могу чем-нибудь вас расстроить, а врачи нам это строго запрещают. Требуют беречь вашу очень и очень эмоционально подвижную нервную систему тем более, что её затронула болезнь.
– Дорогой мой друг, – услышал в ответ Нортон, – я, несмотря на свою ещё относительную молодость, пережил уже многое и такое, что лучше бы не родился. Неужели я не в состоянии спокойно выслушать до конца рассказ об Илье Михайловиче. Ведь он жив, здоров, он здесь, в замке; и для меня он как отец родной; рассказывайте же, пожалуйста. Не нужно ничего бояться. Я выдержу теперь всё и даже предвижу что.
– Хорошо, – продолжил Нортон, – это будет моя вторая новелла о Гилилове, она опять начнется с Шекспира. Согласитесь, Роджер, что у всякого нормального человека, при знании даже части рассказанного мною о значении его творчества, естественно возникает желание узнать хотя бы что-то и о самом авторе. Кто же он, что собою представляет? Вы согласны, Роджер? Разве можно отделить отца от детей, сделать их сиротами? Вот мраморная Ниобея веками льёт слёзы скорби о своих погибших детях. Так и здесь. У людей рождается законное желание узнать об отце, создавшем пьесы, узнать его биографию. Её стали изучать.
– И что там нашли? – спросил граф почти отсутствующим голосом.
– Да, собственно, ничего, – ответил Нортон и посмотрел на Рэтленда. Тот вскинул брови и как-то загадочно улыбнулся.
– О дорогой Роджер! Вы улыбаетесь преждевременно.
– Да?
– Да, –