я… сюда попал?
– Осмелюсь доложить, вы были в гостях.
– В… гостях… в го… гостях я не… не был. Это вы… о… ошибаетесь…
Швейк приподнял фельдкурата и прислонил его к стене. Фельдкурат шатался из стороны в сторону, наваливался на Швейка и все время повторял, глупо улыбаясь:
– Я у вас сейчас упаду…
В конце концов Швейку удалось прислонить его к стене, но в этом новом положении фельдкурат опять заснул.
Швейк разбудил его.
– Что вам угодно? – спросил фельдкурат, делая тщетную попытку съехать по стене и сесть на пол. – Кто вы такой?
– Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, – ответил Швейк, снова прислоняя фельдкурата к стене, – я ваш денщик.
– Нет у меня никаких денщиков, – с трудом выговаривал фельдкурат, пытаясь упасть на Швейка, – и я не фельдкурат. Я свинья!.. – прибавил он с пьяной откровенностью. – Пустите меня, сударь, я с вами незнаком!
Короткая борьба окончилась решительной победой Швейка, который воспользовался этим для того, чтобы стащить фельдкурата с лестницы в парадное, где тот, однако, оказал серьезное сопротивление, не желая, чтобы его вытащили на улицу.
– Я с вами, сударь, незнаком, – уверял он, борясь со Швейком. – Знаете Отто Каца? Это – я…
– Я у архиепископа был! – орал он немного погодя за дверью. – Сам Ватикан проявляет интерес к моей персоне. Понимаете?!
Швейк отбросил «осмелюсь доложить» и заговорил с фельдкуратом в интимном тоне.
– Отпусти руку, говорю, – сказал он, – а не то дам раза! Идем домой – и баста! Не разговаривать!
Фельдкурат отпустил дверь и навалился на Швейка.
– Тогда пойдем куда-нибудь. Только к «Шугам[106]» я не пойду, я там остался должен.
Швейк вытолкал фельдкурата из парадного и поволок его по тротуару к дому.
– Это что за фигура? – полюбопытствовал один из прохожих.
– Это мой брат, – пояснил Швейк. – Получил отпуск и приехал меня навестить да на радостях выпил; не думал, что застанет меня в живых.
Услыхав последнюю фразу, фельдкурат промычал мотив из какой-то оперетки, перевирая его до невозможности. Потом выпрямился и обратился к прохожим:
– Кто из вас умер, пусть явится в течение трех дней в штаб корпуса, чтобы труп его был окроплен святой водой… – и замолк, норовя упасть носом на тротуар.
Швейк, подхватив фельдкурата под мышки, поволок его дальше. Вытянув вперед голову и волоча ноги, как кошка с перешибленным хребтом, фельдкурат бормотал себе под нос:
– Dominus vobiscum, et cum spiritu tuo. Dominus vobiscum[107].
У стоянки извозчиков Швейк посадил фельдкурата на тротуар, прислонив его к стене, а сам пошел договариваться с извозчиками. Один из них заявил, что знает этого пана очень хорошо, он уже один раз его возил и больше не повезет.
– Заблевал мне все, – пояснил извозчик, – да еще не заплатил за проезд. Возил я его больше двух часов, пока нашел, где он живет. Три раза я к нему ходил, а он только через неделю дал мне за все пять крон.
Наконец после долгих переговоров какой-то извозчик