разглядывавший их соседку за спиной, сморщился, раздраженный тем, что не может на фоне зычного Нюрыного голоса расслышать ноты голоса пассажирки, которую опрашивали жандармы. Он очень хотел услышать знакомые тона, но в её тихом говоре память не находила ни малейшего соответствия с голосом мещанки Марии Семёновны Сухоруковой, которую сейчас разыскивала вся московская жандармерия, Третье управление и он, Никита Тимофеевич Разумов, единственный человек, давший дознавателям внятное описание владелицы дома, причастной к покушению на Императора Всероссийского, Александра Второго…
Глава III
Заступник
21 ноября 1879 г. Санкт-Петербург.
– Я отброшу в сторону те чувства, что обуяли меня, когда узнал весть о взрыве. Мы братья, и ничего кроме тревоги и досады я ощутить не мог. Благо, по воле Божьей беда нас миновала.
– В очередной раз…
Великий князь Константин, пытавшийся в громадном окне своего рабочего кабинета разглядеть признаки приближающейся зимы, даже не обернулся. Скажи ему эту фразу кто-то другой, да ещё и таким панибратским тоном, Его Императорское Высочество взорвался бы вспышкой гнева, схожей по яркости с выбросом лавы из жерла Везувия, но младший брат императора Александра II, Председатель Государственного совета и бровью не повёл.
– Вы правы, капитан второго ранга… Господь милостив к августейшей семье… – руки, сложенные за спиной – это единственное, что видел адъютант. Он никак не мог наблюдать лицо своего патрона, мог лишь догадываться, какие там бушуют эмоции. Подтверждением тому служили два импульсивно сжавшихся кулака Его Высочества.
Совладав с разрушавшими логическое мышление и здравый смысл эмоциями, Константин Николаевич соблаговолил обернуться, но взгляда не поднял. Так и направился к своему обитому зеленым сукном столу.
– Вы присядьте, Леонид Павлович… – опираясь локтем на кресло, Великий князь принял необычную позу – двумя пальцами рук поглаживая бороду, смотрел куда-то в пустоту. – Знаете ли, событие не то, чтобы тревожное… Скорее – трагическое.
Адъютант молчал, ибо прекрасно понимал, что сейчас его шефу необходимо выговориться.
За десять лет, что прошли с того дня, когда пунцовый от стыда капитан получил от Великого князя вместо взыскания и трепки приказ переходить в адъютанты, Леонид Павлович Лузгин познал все тонкости характера Его Высочества. Взрывные эмоции и холодный, на грани пренебрежения, тон, фамильярность, граничащая с бестактностью, ирония и сарказм, Великого князя частенько доводили до истерики всякого придворного, некстати попавшегося под руку, особенно, если это была барышня.
С годами Великий князь Константин менялся, и, как многие подходящие к закату лет мужчины, не в лучшую сторону. Во взгляде вместо молодецкой искры все чаще можно было заметить некоторую задумчивую рассеянность, приказы Великий князь отдавал все больше жесткие, порой, невыполнимые,