с хором ангелов, возвещая о пришествии Пресвятой Наи, серебряный пронзительный напев, полный силы и молитвенного светлого восторга, он, возможно, смог бы и утратившего веру заставить вновь склониться у ног каменной богини.
Слышавшие его ждали, что с клироса спуститься не меньше, чем совершенная красота и под шелест крыл излечит горести и болезни тела, как прежде песней исцеляла души и возносила их наверх, где Милостивая Наи могла внимать им.
Люди ждали затаив дыхание, но всякий раз платили за предвкушение растерянностью, ведь Лакрес, одарившая их своим пением, совсем не походила на любимицу богини.
Удивительно, как быстро одухотворенность сменялась на оскорбительное удивление и безмолвное разочарование, когда на глаза попадалась маленькая фигурка с непослушными рыжими волосами и не слишком красивым лицом, вечно сохранившим какое-то жалостливое, несчастное выражение. Сама Лакрес переживала подобное отношение очень остро, однако жалеть ее, возможно, было бы не вполне уместно, ведь она могла оставить свое неблагодарное занятие и развлекать песней гостей отца или, скажем, подруг.
Пусть ей не доставало очарования, бессилье не стало бы ей упреком, когда за спиной столь влиятельная семья. Герцог Моро, богатейший и влиятельнейший человек в Арере, дальний родственник, но близкий друг самого короля, обеспечил дочери беззаботную жизнь. С детства она нередко бывала во дворце и водила дружбу с принцессой. Их объединяло не только высокое положение, но и безграничное желание соответствовать. Часами они обсуждали, как трудно дышать в корсетах, как болезненно впиваются в голову шпильки из сложной прически, как досадно всегда и везде быть лицом и телом и проявлять чувства лишь тогда, когда того требуют приличия: падать в обморок от дурных вестей и изображать милосердие, обсуждая очередное благотворительное пожертвование. И в то же время между ними была пропасть, видимая только Лакрес. Принцесса принимала эти условности как свод правил для беззаботной и спокойной жизни, она приносила в жертву удобство в угоду собственным же интересам и всегда была в выигрыше, будто опытный шулер в партии с жизнью. Ее лицо всегда освещено, но руки остаются в тени, где вершатся дела, достойные королевского вмешательства.
А где-то там, внизу, забытая, ненужная Лакрес, лишающая лоска всякое платье, маленькая, угловатая и неловкая девушка, чье единственное достоинство в приданном. Культ красоты для нее уже совсем не малоприятная обязанность считаться с веяниями моды, это ее ярмо.
Вот и теперь: принцесса после утренней молитвы ожидает подругу в трансепте, и к ней устремлены все взгляды, ее красивое юное тело – причина мужского восхищения, а хорошенькое лицо, обрамленное золотыми кудрями – женской зависти.
Стоило Лакрес окликнуть ее – все отвели взгляды, будто смотреть теперь не на что.
– Ах, дорогая, ты уже тут? Я право заждалась. Отчего эти молитвы такие скучные? – Уже выйдя из храма посетовала Мэрион, оправляя ворот бархатного платья.
– Зачем же ты ходишь?
– Разве