свое гарнизонный автобус, и поехали поминать Володьку в офицерскую столовую, где по прикидкам, сделанным бывшим штабным начфином – говорливым хохлом с блестящей, как бильярдный шар, лысиной, организовать вполне приличные поминки вышло даже дешевле, чем в ресторане «Тишина» на привокзальной площади.
Анастасия повесила в шкаф сырое пальто, прошла к своему рабочему месту. Привычно выдвинула верхний ящик письменного стола, достала небольшое круглое зеркальце.
Она ожидала, что сейчас оттуда посмотрит резко состарившаяся сорокапятилетняя женщина, на которую беззастенчиво пялят глаза жизнерадостные Лида и Рая, но Анастасия увидела в зеркале себя прежнюю, почти не изменившуюся, ну, разве что, глаза промокли от слез и немного утратили свою голубизну, да морщин под ними чуть прибавилось.
Она махнула пару раз деревянной расческой по копне светлых волос, привычным движением собрала их в тугой пучок, одернула рукава темно-коричневого шерстяного костюма.
Нет, надо, пожалуй, налить чашку чая покрепче, Анастасия вспомнила, что сегодня не завтракала.
– Девушки, сюда подойдет кто-нибудь?
Через слегка приоткрытое окошко, ведущее в зал посетителей, пролезла сухая, шершавая ладонь с распухшими от ревматизма пальцами, сжимавшими почтовое извещение.
– Ну, что вам? – Соломатина резко откинула фанерную створку, и сразу потянуло холодом, похоже, первый посетитель забыл прикрыть за собой входную дверь.
– Между прочим, уже пять минут, как рабочий день начался, – недовольно произнес мужчина. Он по-птичьи, боком просунул в оконце голову, открылись лохматые, кустистые брови, и длинный синюшный нос.
Анастасия достала из стола пластмассовую линейку со стершимися от времени делениями, посмотрев на затупленное острие карандаша, стала искать по ящикам точилку.
– Настюш, посмотри эту бандероль.
Соломатина протянула подмокший бланк почтового извещения с размытым штампом.
Анастасия отложила в сторону точилку, сняла с полки толстую, проклеенную скотчем, амбарную книгу, замерла, о чем-то задумавшись.
– Ладно уж, занимайся своим делом, сама посмотрю, – начальница с легкой досадой забрала у неё гроссбух.
Рая с Лидой молча раскладывали почтовые конверты по ячейкам, бросая на Анастасию короткие взгляды.
Ладно, когда-нибудь и это пройдет, подумала она, заметив, как вчерашние школьницы таращат густо намазанные черной тушью глаза и щиплют друга дружку за упитанные бока, призывая к серьезности.
Смерть Владимира еще не дала осознать себя в полной мере, и не дала прочувствовать одиночества, к которому она с годами успела привыкнуть, провожая мужа в дальние походы. Сейчас она понимала, что теперь пришло совсем другое одиночество. Безвозвратное одиночество навсегда.
Уходя сегодня на работу, она представила, как вернется вечером в пустую и темную квартиру, но ей, почему-то, совсем не захотелось плакать.
Анастасия шла утром по шатким мосткам, перекинутым через тронутые первым заморозком рвы городской окраины,