Вдруг рыба, какая путняя попалась. Мать с невестой пирог закатает, а может и зайцев настреляю. Ты дома будешь – матери с Катериной не когда будет, они на стол готовить будут. Народ к завтрашнему кликнем. Всё ж дочь замуж выдаём. Шутка ли». Помолчал, по коленям ладонями себя хлопнул. Вздохнул. «Так тому и быть!» – сказал на выдохе. Встал. Оделся, взял ружьё и вышел. В окно было видно, как отвязал пса, о чём – то перемолвился с Катериной и пошёл.
Ждали его к обеду. Мать уже принесла муки, да замесила тесто. Катерина вместе с ней хлопотала по кухне. Малышня то же не сидела без дела. Дров натаскали, воды в санях с реки полную кадку привезли. Степан не спеша сходил к скотине. Дал всем сена, да зерна, решил перед дорогой истопить баню. Растопил печь. Взял сани. Водрузил на них банный бочонок. Бочонок был старый, но ещё крепкий. Давно, уж и не припомнишь когда, отец привёз его с ярмарки. Новенький, сладко пахнущий кедровой смолой. Четыре ведра в него входило. Ведра то же взял, на коромысле. В самом деле, не ходить же на реку лишний раз. Пошёл не спеша. Погода была хорошей. Стояла середина марта. Солнце уже грело ласково. То тут, то там суетливо и радостно чирикали воробьишки. Местами на дороге вытаивали пучки сена, выпавшие с воза. Где-то в загоне громко и протяжно замычала корова. Залаял пёс. Деревенские, что попадались на пути, поздравляли с невестой в доме. Никитка тоже попался на пути – пожал руку приятелю и поздравил.
– Слыхал Катерина жениха себе отхватила – будь здоров! Увезут её теперь в Медвежье. Не жалко сестру – то отдавать?! – В голосе его сквозила досада.
– Ты, Никитка, не огорчайся. У Катюхи знаешь характер какой! Хуже иного мужика будет. Как упрётся в своё – спасу нет! – Поддержал Степан дружка своего. – Ты смотри, девок же много хороших, а давай я сам к тебе в сваты пойду. Кого хочешь засватаю. А хочешь, вместе по осени свататься поедем. Я к Насте, а ты к сестре её Наде. Здорово будет. И две свадьбы вместе отгуляем и породнимся и дома рядом поставим. А!?
– Да ладно, посмотрим, до осени ещё дожить надо… – Никитка был парнем серьёзным, много болтать не любил. Да и знали все, что сох он по Степановской сестре, давно уж.
С мыслями о том, как будет здорово всё же породниться с другом. Как здорово было б, и свататься и пожениться одновременно, вернулся Степан с реки к дому. И что-то ёкнуло у него нехорошо в груди. Их старый пёс, Верный, скулил у крыльца не привязанный, а в избе был слышен шум. Поставив вёдра и санки посреди двора Степан, как был в валенках вбежал в избу. Дома стоял шум. Суетились и рыдали бабы. Тут же бегала и причитала соседская бабка Дуня. Младшие бледные и явно испуганные жались к стене, рядом с печью на скамье, не раздетый, весь окровавленный, в лохмотьях, без сознания лежал отец. Шапки на его седой голове не было. Лицо было перепачкано кровью, он еле – еле с натужным хрипом дышал. Рядом на табурете, левой ладонью зажав правую руку, из-под которой струйкой текла кровь, сидел Молчун – меняло. Гость в их краях не частый. Но каждый раз появлением своим являвший целое