то и вовсе крайняя форма отчаяния. Но к Софии все это определенно не относилось. Он все вспоминал, как вложил нож в ее руку, и корил себя за эту дешевую театральщину. Избитый прием: убей или люби. Большинство красавиц в реальности и в книгах заливались слезами, бились в истериках, согласные после такой сцены на все. Но София показала пример непоколебимой стойкости и небывалой отваги. Раджед пораженно ловил себя на мысли, что обязан ей жизнью. И тут же вступала в свои права уязвленная гордость.
Так и длились его суматошные, но одновременно бесполезные дни, испещренные колеями противоречивых чувств и оценок. Сутками он торчал в тронном зале возле портала. Пару раз готовил новую атаку на владения Геолиртов, чтобы добить – по долгу мести – проклятого паука. Только тем и спасался от всепоглощающей скуки и безысходности.
Одиночество пропитало его насквозь, порой он сутками молчал, сходя с ума от установившейся в башне неестественной тишины. Казалось, он слышал в те минуты, как пыль оседает на позолоченные рамы картин, а перегоняемая кровь мерно отсчитывает удары сердца. Он впервые так ясно ощущал собственное тело и впервые осознал, что ему четыреста лет. Столько времени, за которое он не совершил ничего стоящего, кроме бесполезных завоеваний. Внезапно старость навалилась на него непомерным грузом. Не из-за прожитых лет. Он просто оглянулся назад, и не нашел в том прошлом ничего хоть сколько-нибудь важного или полезного.
Что несло их с Илэни победоносное шествие по трупам королей? Что доказала их ссора? Пустая порода, а не люди. Они все, все семь королей, скупая насмешка, упрек предков. Впрочем, и они не принесли Эйлису никакого расцвета; ячед кое-как прозябал сам по себе, они же тонули в роскоши сами по себе.
Возможно, Софья была совершенно права в своих язвительных упреках. Они все потеряли душу. Хотелось хотя бы сказать ей об этом, хотя бы поблагодарить ее за самоотверженный шаг в поединке с Нармо. Впрочем, вряд ли бы удалось благоразумно остановиться на столь малом, потому что в сердце полыхал опасный пожар. И среди каменной вьюги он не остывал, но и не находил выхода, прорываясь то ненавистью к другим льорам, то омерзением к себе.
– Ничего, я просто починю портал, и все изменится. Или я не льор? – ободрял он самого себя, но звук голоса неприятно отражался эхом от слишком высоких потолков. И Раджед предпочитал дальше молчать. Он погружался в детальное изучение свитков с записями о портале, обо всех его свойствах, об истории. Выходило, что зеркало сотворил его дальний предок с помощью родной магии янтаря, а значит, и разрушить чары стража предстояло с ее же помощью.
Часами и даже днями льор пропадал в библиотеке, морщил высокий лоб, растирал тонкую переносицу и виски, чтобы лучше соображать, когда усталость брала свое. Иногда буквы просто расплывались, тогда Раджед рассеяно перебирал фолианты.
«А вот эту Эльф притащил…» Так зачастую натыкался он на разнообразные книги в дорогих переплетах. И при воспоминании о бывшем друге накатывал такой гнев, что лишал и без того плохого сна. А в