на Андриана. – Мальчик, как сказать, излишне прямолинеен, он говорит только то, что думает.
– И это плохо? – Андриан поднял бровь, глядя на директора.
– Нет-нет, – быстро проговорил директор. – Это не плохо, но и не хорошо. Все люди имеют какой-либо, как сказать… грех, хм… недостаток. И не за чем им об этом открыто объявлять.
– Ну, возможно, услышав это, люди захотят исправиться, – тихо предположил Андриан.
– О, дорогой друг, человеческие недостатки как родинки на теле, – от них не избавишься, они есть и есть, и все тут. И мы живем с ними, а другие люди со своими недостатками живут рядом с нами. И мы даже не замечаем их и не считаем злом, – ведь это часть нас. Мало того, – что такое недостаток? – Иллюзия, принятая за таковую в нашем несчастливом обществе. Для кого-то другого, определенный мною недостаток, например, замкнутость, будет несомненным достоинством. Но при этом этого же бедолагу он наделит другим минусом. Сами подумайте – вы знаете хоть одного человека без недостатков?
Андриан печально улыбнулся:
– Их много, но все они стали святыми, только почив в земле.
– Ну вот, – директор развел руками. – Вианн считает чужие недостатки абсолютными, а себя – обязанным говорить их владельцам об этом в лоб. Дети не хотят с ним общаться именно поэтому.
– Ну а другие, в свою очередь, ловят отщепенцев и самоутверждаются на них, – продолжил фразу Андриан.
– Увы, да. Это детское общество – все в нем гиперболично и нещадно. Если бы на войну обе стороны отправляли воевать только детей, война была бы особо безжалостна.
– Поверьте, дети не стали бы воевать из-за наших причин, – усмехнулся Андриан. – А Вианн просто своеобразно борется за правду.
Директор внимательно посмотрел на Андриана, слово оценивая его.
– Бороться за мышей, истребляя кошек, – проговорил он, не отрывая взгляд. – А бороться за кошек, истребляя собак…правильно ли?
Андриан замолчал, обдумывая слова директора.
– По крайней мере он борется за свою правду, – проговорил он, – а не сгибает голову в поклоне перед…
– Но это можно делать без лишних конфликтов, не раня чужую самооценку, в конце концов, – возразил директор.
– А он умеет только так, – горячо воскликнул Андриан. – И борется как может своими способами.
Директор поднял руку, останавливая Андриана, и, улыбнувшись, тихо спросил его:
– Андриан, друг, вы оправдываете войну?
Встретив удивленное молчание, он продолжил:
– Почти все эти дети потеряли своих родных на войне. Каждый из них, я уверен, ненавидит ее. Вианн, несомненно, тоже. Но он сейчас воюет также, своей детской черно-белой войной. И что бы мы ни говорили и во что бы ее ни обряжали, война – она и есть война, – он замолчал ненадолго, взял опять в замерзшие руки остывшую чашку и продолжил. – Я не против мальчика, ни в коем разе. Но он вносит смуту в детские души, да и в наш скромный уклад. Он не умеет быть дружелюбным, и его обида на жизнь культивирует в нем агрессию. Мне иногда кажется, что мы приютили