Ахмет Мусаев, полковник национальной армии Ичкерии, не был новичком в подобных делах и в определённых кругах носил кличку «Циклоп». Был независим в суждениях и резок во взглядах на эту никчемную, с его точки зрения, войну, никогда не глумился над пленными, как многие из его товарищей. Вот и теперешнее задание он воспринял спокойно, без эмоций, даже не догадываясь о том, что ему предназначено подвергнуть смертельной опасности сотни людей. Этого ему знать не полагалось, потому что шла война, а он был простым солдатом, привыкшим выполнять приказы. Ахмет встряхнул головой, отгоняя невольно подступившие воспоминания, затем распорядился о минировании дамбы и шагнул в помещение. Нужно было проверить рацию, чтобы через два часа связаться с Москвой и предъявить им ультимум.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
ПРОХОР
Прохор плохо спал ночью, потому что вчера они с Леной целый день провели в саду, собирая опавшие листья. Болело незажившее до конца простреленное плечо, чувствуя скорую перемену погоды. Несмотря на конец октября, осень в Подмосковье стояла на удивление сухая и тёплая, и в саду, окружавшем старую деревянную дачу, было тихо и уютно. Оставшиеся на деревьях листья медленно, словно в невесомости, опускались на заждавшуюся снежного покрова землю, и густая тишина накрыла дачный посёлок. Спать легли, едва начало темнеть, и Прохор долго курил, с завистью поглядывая на безмятежно сопевшую девушку, с тоской глядя в темноту, морщась и потирая раненное плечо.
Тревожная трель телефонного звонка раздалась под утро. Прохор, не открывая глаз, нащупал телефонную трубку и поднёс её к уху.
– Проша, доброе утро! – раздался до боли знакомый голос «деда».– Давай ко мне, дело есть! – и полковник положил трубку. Он не любил длинных разговоров и объяснений, тем более по телефону, который по его мнению в любое время мог быть поставлен на прослушку.
Прохор открыл глаза и посмотрел на старинные напольные часы в углу спальни: 5-20 утра.
– Ну, это в привычке «деда», – пробурчал Беркутов и осторожно, чтобы не разбудить сладко спящую Лену, легко поднялся и закурив сигарету, начал одеваться. Прохор еще не знал, что секретным отделом Центра была перехвачена секретная радиограмма полковника Мусаева, в которой он докладывал о благополучной высадке боевиков в заданном квадрате.
Прохор уже пятый год жил на даче полковника Ивлева Ивана Тихоновича, своего непосредственного командира и по сути отца, считая этот райский уголок своим домом. Родных у Прохора не было: мать умерла до его ухода в армию, отца-пьяницу он не помнит, а жена с дочкой трагически погибли по вине пьяного водителя лесовоза.
Он натянул джинсы, сунул ноги в старые разбитые кроссовки и вышел в гараж, где стоял новенький, месяц назад купленный джип «Тойота», его гордость. Затем завёл машину и, минуту послушав успокаивающее бормотание мощного мотора, открыл ворота. Прохор опять вернулся в дом, поцеловал Лену в обнажённое, тёплое плечо и, написав ей записку, выехал со двора.
Могучий