старшая дочь Ираиды Кристина.
– Ты уверена в её адекватности? – Поинтересовалась младшая, Валерия, спускаясь на нашу грешную землю с небес чистой психологической науки.
Дочки-погодки умны не по возрасту. Условия, в которых они оказались, не позволяли им расти другими. Их мать сама взрослела вместе с ними, и им трём пришлось пройти через такое… Ираида ненавидит вспоминать об этом. Она никогда не говорит об отце девочек и его новой семье.
Ей уже не больно. Любая боль с годами притупляется. Ей противно. Ираида крайне брезглива во всём, что касается отношений, и это её тормоз и оберег на все времена. Она не подпускает близко никого из мужчин. Умея дружить с ними, она, кажется, никого и никогда больше не полюбит, а мысль о том, чтобы переспать с женщиной кажется не просто противной, а отвратительной.
– Она моя муза, – говорит Ираида о Симоне так, словно это объясняет всё.
«У них отношения», – судачит озабоченная общественность.
– Она твоя новая подруга, и ты очарована ею, – говорит Кристина, вытирая кисть от масляной краски.
– Это пройдёт, – констатирует, вздыхая, Валерия, и её сливово-синие, как у отца, глаза скашиваются в сторону книжных полок.
«Вы ничего не понимаете в жизни!» – Эту фразу Ираида никогда не скажет своим дочкам, потому что в жизни никто ничего не понимает, как бы ни доказывал с пеной у рта обратного. Как, скажите, может такое быть, что она, Ираида Рудова, с детских лет совершенно чуждая, какой бы то ни было, эзотерики и магии, едет со съёмок передачи мистического канала, да ещё и в сопровождении одного из самых известных мистиков современности?
Симона не понравилась ей сразу. Ираида сочла её сильно прибабахнутой. Через пятнадцать минут общения она поняла, что не встречала в жизни более разумного человека. Ещё через час известный прозаик Ираида Рудова вдохновенно сочиняла стих, чего с ней не случалось в последние лет пять, с того самого времени, когда… Стоп! Об этом нельзя. Иначе – полный провал. Крах. Боль и ужас.
– Тормози! – Истошно выкрикнула Симона, едва завидев кучу искорёженного металла на трассе.
Почти новый «Бугатти» врезался в столб, и его развернуло и протащило далеко вперёд. В нём умирала длинноволосая женщина в коротких джинсовых шортах, пронзённая металлическим штырём. Её лицо уже почти превратилось в маску смерти. Рядом с автомобилем ползал, истекая кровью, мужчина в белой шёлковой рубашке и чёрных брюках от вечернего костюма.
Ираида не помнила, как выходила из машины, бежала (шла?) к пострадавшим, что думала и говорила в тот момент. Сейчас голова пострадавшего лежала на её коленях. Тёмная кровь залила цветастую юбку Ираиды, нарисовав поверх жёлтых и розовых цветов ещё и красно-коричневые, страшные, уродливые.
Лицо мужчины разбито так, что похоже на кусок мяса с глазами. Правый глаз, кажется, спасти не удастся. У незнакомца помимо всего прочего повреждена яремная вена. Ираида зажимает её пальцами, но лужа крови под спиной мужчины всё равно увеличивается, медленно,